Аннетт Мотли - Ее крестовый поход

Что до нее самой… он найдет ее сильно изменившейся. Сможет ли он смириться с этими переменами, принять их, жить с ними? Тьма охватила ее и тяжелым грузом легла на сердце.

Она не сознавала, что спит, пока неожиданно не проснулась и не села, настороженная, напряженно всматриваясь в темноту. Что-то слегка изменилось в странных угловатых очертаниях окружавшего ландшафта. Вдруг она вновь повалилась на спину, инстинктивный крик застрял у нее в горле, ибо рот ей зажала чья-то жестокая рука.

Холодный пот струился по ее онемевшему телу. Она ощутила холодок стали у горла и почувствовала страх внезапной и ужасной смерти. Послышались гортанные команды. Ее грубо вынудили подняться. Вокруг угадывалось какое-то движение. Донеслись негромкие звуки: шорох, глухой стук упавшего тела, полузадушенный вскрик. Иден не могла видеть человека, который крепко держал ей руки за спиной, но начала различать неясные силуэты его товарищей — быстрые, никнувшие к земле тени, исполненные зловещего предназначения. Луна вдруг вышла из-за облаков, и устрашающая картина стала видна во всех подробностях. В то время как маленькие, щуплые фигурки убийц окружили бесхозных лошадей, укладывая на них захваченную добычу, ее храбрые сопровождающие оставались распростертыми там, где недавно уснули, но их неподвижность больше не походила на сон. Де Муслен лежал совсем рядом, горло его пересекала широкая рана, будто черный шарф. Теперь он действительно замолчал навеки.

Иден почувствовала, что дрожит, и удивилась, ибо уже свыклась с неизбежностью смерти. Лезвие ножа все еще ласкало кожу ее шеи. Только бы это случилось быстро! Неожиданно лезвие отодвинулось — она была повернута лицом к человеку, который удерживал ее за запястье.

Белые зубы блеснули на лице, сливавшемся с окружающей тьмой, выше призрачно светился белый тюрбан. Рука дотронулась до ее груди, но не задержалась. Раздался взрыв смеха и призывные выкрики. Тонкие силуэты окружили ее, и послышались гортанные вопросительные восклицания. Державший ее человек ударил себя по кожаному нагруднику, явно заявляя о своем праве на добычу. В ответ прозвучал хор негодующих голосов. «О Господи Иисусе, — подумала Иден. — Только не все. Позволь мне умереть раньше».

Правда, похоже, они не слишком спешили овладеть ею, вместо этого приступив, насколько она могла судить, к обсуждению своих преимущественных прав. Тот, кто держал ее, как стало понятно, не был их вожаком, поэтому он с сожалением отпустил ее запястье по команде высокого бородатого язычника в тюрбане из дорогой ткани, сверкавшем при лунном свете. Тот приблизился к Иден и внимательно оглядел ее. Проницательные черные глаза не выражали никаких чувств. Он что-то спросил.

Она покачала головой. Он заговорил снова, на этот раз он, похоже, хотел узнать ее имя. Она повиновалась без особой надежды. Оно ничего не могло сказать ему. Почти неосознанно она подумала о том, кто они, эти тихие, деловитые люди, которые столь быстро несли смерть в сумраке ночи. Ей хотелось бы отчетливее видеть их, а они были так темны и так ужасающе спокойны, с негромкими голосами и неслышной поступью. Их можно было бы счесть нереальными существами, выходцами из ночного кошмара… если бы не спавшие вечным сном фигуры на земле.

Предводитель все еще говорил с ней, но она ничего не могла уяснить из его приглушенной рокочущей речи. И тут она вспомнила другую похожую ситуацию: разве она не вырвалась из жадных рук дворцовой стражи Исаака Комнина, назвав единственное имя, которое что-то значило для них? Безусловно, и сейчас можно найти одно-два имени, которые приведут в трепет этих мастеров засады.

Она дотронулась до руки бородатого вожака и указала на север, через черневшие вершины горного кряжа.

— Аюб ибн Зайдун, — отчетливо произнесла она. — Друг Салах-эд-Дина. Я направляюсь к Аюб ибн Зайдуну.

Она еще раз повторила имя, старательно выговаривая слова с нарочитым горловым акцентом.

Сарацин издал удивленный возглас, подхваченный несколькими членами его отряда.

— Эмир ибн Зайдун?

Не было сомнения, что он узнал имя, хотя его удивление было велико.

Теперь никто не прикасался к ней. События приняли неожиданный оборот, и она ощутила, как смелость постепенно возвращается к ней. На время повисла тишина, затем разговор возобновился, негромкий и торопливый.

Все лошади уже проснулись, и подошедший к маленькой группе Балан обнюхивал ее плечо. Она обернулась и положила руку на седло, указав рукой на север.

— Сейчас! Я должна ехать сейчас… к эмиру ибн Зайдуну! — смело выкрикнула она, показывая тем самым, что ей необходимо их сопровождение.

Они вновь сошлись для переговоров, и она увидела, что их было совсем немного, не больше дюжины… и этого хватило, чтобы перебить ее великолепных серебристо-черных солдат. Заметив, как они увлеклись обсуждением, Иден подумала было о том, чтобы вскочить на Балана и умчаться прочь… но она понимала, что это прямой путь получить стрелу в спину. Оставалось только ждать.

Она наблюдала, как человек, отправленный проверить содержимое ее седельных сумок, вернулся к вожаку, перебросив через руку драгоценную кольчугу. Губы ее дрогнули при виде их восхищения работой мастера Хью.

— Это твое? — поинтересовался, по-видимому, предводитель. Ее утвердительный кивок привел его в восторг. Затем он указал на короткий меч, на сарацинский манер торчавший из-за его плеча. На этот раз она покачала головой, но указала на небольшой острый клинок на своем поясе, а потом на короткий лук, который, вместе с колчаном, полным небольших стрел с черным оперением, держал один из его людей. Она знала, что сарацинские женщины бывают весьма воинственны и даже слышала их леденящие кровь крики, когда они спускались вместе с мужчинами с гор, желая отомстить за страшную бойню. И ей не хотелось бы, чтобы эти убийцы подумали, что она не сможет при случае постоять за себя. Но, хотя ей и пришлось подстрелить достаточно кроликов и оленей на своих землях, еще ни разу не убила она человека… а ведь до сих пор жив один, которого она должна была убить. Теперь, если бы ей представился случай сделать это, она бы не колебалась.

Предводитель смотрел на нее в глубокой задумчивости. Иден прокляла свое незнание арабского языка. Без этого она не могла ни повлиять на него, ни узнать, что они решили сделать с ней. Наконец бородач отдал какие-то приказы. Его люди начали уводить лошадей убитых христиан. Другие, к ее омерзению, быстро снимали с убитых оружие, доспехи и блестящие плащи. Кольчуга мастера Хью вернулась на свое место в седельной сумке Балана. Она не выказала удивления, но повиновалась приказу предводителя сесть в седло и следовать за ним.