Николай Бахрошин - Ромео и Джульетта. Величайшая история любви

Тут, наконец, я подоспел со своими солдатами. Древками алебард мои ветераны оттеснили друг от друга дерущихся, и угомонили самых крикливых из публики.

Бенволио, умный мальчик, с готовностью вложил шпагу в ножны. Тибальт же пытался сопротивляться, махал клинком не менее яростно, чем повар размахивает ложкой над главным блюдом парадного обеда. Кричал, мол, пусть у него язва вскочит на срамном месте, пусть его заберет лихоманка, пусть его глаза лопнут от гноя, если он не разделается прямо сейчас хоть с одним из Монтекки.

Да, великий воин Тибальт…

Пришлось мне самому заступить ему дорогу, многозначительно положив на ладонь на эфес меча. И громко пообещать ему язву, лихоманку, лопнувшие глаза и прочие наслаждения в том же духе, как, заодно, и славу третьего мученика на этой площади, если он прямо сейчас не угомонится!

Со мной Тибальту не хотелось сражаться, мое умение владеть оружием в городе было широко известно. Он скис, опустил клинок, и что-то забурчал себе под нос, как бурчит котелок с похлебкой, только что снятый с огня. Словом, когда на площади появились старый Капулетти с женой, инцидент можно было считать исчерпанным. Поэтому его крики: «Где мой меч боевой?!» и все прочее в том же духе, раздавались скорее для виду. Похоже, старик был рад, что обошлось без крови, не считая одного разбитого носа. А ряд солдат, надежно блестевших перед толпой начищенными панцирями и жалами алебард, свидетельствует, что беспорядки этим и ограничатся.

По совести сказать, Капулетти был не таким уж старым, где-то около пятидесяти. Но нам, молодым, он тогда казался совсем дряхлым. Ссутуленная спина, обвислый живот, нос и щеки в винных прожилках, тонкие ноги, пошаркивающая походка — поношенный облик человека, который всегда имел много денег, и не скупился их тратить на собственные удовольствия.

Удовольствия, сеньоры и сеньориты, изнуряют ничуть не меньше тяжелой работы, я имел случай опробовал эту истину на себе…

Глава дома Монтекки, отец Ромео, был в его же годах. Но выглядел пободрее. Или — позадиристее. Они с женой и слугами появились на площади следом. Воистину, весь город вдруг начал сбегаться к Блаженным Мученикам, я даже стал подумывать оцепить улицы.

Надо отметить, главы домов повели себя ничуть не умнее слуг. Сразу затеяли перебранку, перебирая все прошлые грехи и обиды, как монах перебирает четки. Взвизгивающий тенорок Капулетти переплелся с глуховатым басом Монтекки. Им начал вторить Тибальт, дополняя дядюшку подробным рассказом, какие исчадия ада носят проклятую фамилию Монтекки.

Толпа вокруг опять нехорошо оживилась.

Этих почтенных господ я, к сожалению, не мог угомонить ни древками, ни плетьми. Оба они числились советниками муниципалитета, и, по своему положению, главенствовали над городской стражей. Честно сказать, я несколько растерялся. Господа лаяться, толпа волнуется, и, того и гляди, снова пойдут в ход клинки и палки. Мои солдаты, оглядываясь на меня, уже намекал, что пора бы развернуть алебарды от тупых концов к острым и приколоть кого-нибудь для порядка… Так что появление герцога Барталамео со свитой, предупрежденного моим посыльным, оказалось кстати. Его Сиятельство никогда не стеснялся никаких городских чинов. И, в свойственной ему прямолинейной манере, не дал себе труд выбирать выражения, когда узнал, в чем тут дело.

Его зычный голос, голос воина, привыкшего на поле боя перекрывать звон мечей, стук щитов и проклятия умирающих, загремел на площади как гром Господень. Герцог был тем более зол, что его оторвали от накрытого стола, за которым утренняя трапеза плавно перетекала в вечернюю. «Изменники!», «Убийцы тишины!», «Не люди, а подобия зверей!» — это еще не самые резкие его высказывания. Он тут же припомнил, что уже три раза вражда Монтекки и Капулетти приводила к беспорядкам в Вероне, и клятвенно обещал четвертого раза не допустить. А если у кого-то вдруг возникнет желание освежить дряхлую вражду новой кровью, то он, герцог Барталамео I Делла Скала самолично вырвет кишки нарушителя спокойствия, обмотает их вокруг шеи и на них же негодяев повесит! Пусть все святые станут свидетелями его клятвы, именно так он и сделает, кто бы они ни были!

Герцог, рослый, красивый мужчина с широкими плечами, развитыми постоянными воинскими упражнениями, никогда не бросал слов на ветер. Если пообещал вздернуть, то за ним слово не заржавеет, это все знали. Толпа начала рассасываться, а почтенные советники приумолкли.

Еще больше они скукожились, когда узнали, что за нарушение городского спокойствия, беспорядок на улицах и подстрекательство толпы он, герцог Делла Скала, Верховный судья Вероны, приговаривает семьи Монтекки и Капулетти к одинаковому штрафу в сто серебряных флоринов. Обоих почтенных советников перекосило уже всерьез. Они наперебой взялись доказывать, что виновата как раз не их сторона, а сторона противоположная, тогда как их сторона, в отличие от той стороны, делала все возможное, чтобы ту, противоположную сторону, успокоить и образумить…

С тем же успехом можно было доказывать льву, что есть сырое мясо вредно для селезенки. Герцог строго выкатил глаза, крикнул: «Молчать!» и пообещал удвоить штраф, если услышит еще хоть слово. На площади стало удивительно тихо…

Вот так все и произошло в то утро, я сам был свидетелем.

Что, Альфонсо? Ты спрашиваешь — как же другие два болвана?.. Ах, да! Эти, с воровским инструментом… Покорнейше прошу простить, сеньоры и сеньориты, просто я слегка запутался среди болванов, на которых так щедра наша солнечная земля…

Я понимаю, Альфонсо, что их судьба тебя не может не интересовать, подобное всегда притягивает подобное. Успокою тебя — с ними все было хорошо. То есть, хорошо для честных людей, не для них самих.

В дальнейшем они оба признались, что вечером на дороге напали на настоящих представителей дома Фиески, зарезали их и закопали в буковой роще. Потом переоделись в их одежды и решили под их личиной проникнуть в Верону. Здесь они намеревались быстро совершить несколько ограблений и бежать из города, пока их не раскусили.

Помню, наперебой каясь в грехах и сплевывая с кровью остатки зубов, они даже указали точное место, где зарыли настоящих купцов.

Потом мы отдали их венецианцам. Зная тамошние нравы, я полагаю, что топор палача эта парочка приняла, как желанное избавление. Так кончают многие из болванов, прими, мальчик Альфонсо, мои слова к сведенью …

Конечно, вы все, сеньоры и сеньориты, слышали фамилии Монтекки и Капулетти. Весь мир знает, что юношу звали Ромео Монтекки, а девушку — Джульеттой из рода Капулетти. Но многие ли задумывались, что представляли из себя эти две семьи?