Виктория Холт - Хозяйка Меллина

Мне не терпелось вернуться домой и сверить эту дату с дневником Элис.

Отвернувшись от усыпальницы, чтобы пойти к выходу, я увидела идущую мне навстречу Селестину Нанселлок.

— А-а, мисс Ли, — сказала она, — я так и подумала, что это вы.

— Я пошла пройтись по деревне, — ответила я, — и вот забрела сюда.

— Я вижу, вас заинтересовала наша семейная усыпальница.

— Да, это красивое сооружение.

— Если подобное сооружение может быть красивым. Я часто прихожу сюда. Я люблю приносить цветы на могилу Элис.

— А-а, да, — запинаясь, сказала я.

— Вы уже, наверно, видели склеп ТреМеллинов?

— Нет, я не знаю, где он.

— Вон там. Пойдемте посмотрим.

Я пошла вслед за ней по высокой траве к усыпальнице, которая своим великолепием соперничала со склепом Нанселлоков. На черной плите стояла ваза с крупными маргаритками.

— Я только что поставила их сюда, — сказала Селестина. — Это были ее любимые цветы.

У нее дрогнули губы, и я подумала, что она сейчас заплачет.

— Мне пора идти, — сказала я.

Селестина кивнула. Казалось, она не могла говорить от нахлынувших на нее чувств. «Как же она любила ее. Наверное, не считая Элвиан, ее никто так не любил, как Селестина», — подумала я.

Я чуть было не рассказала ей о своей находке, но в последний момент меня что-то остановило. Воспоминание о неприятной сцене в солярии, свидетельницей которой была и Селестина, было еще слишком живо во мне. А что если в ответ на мой рассказ она напомнит мне, что я всего лишь гувернантка, которая не должна совать нос в дела семьи и друзей дома?

Я оставила ее и пошла к выходу. Оглянувшись уже у калитки, я увидела, что Селестина стоит на коленях у могилы Элис, закрыв руками лицо. Плечи ее вздрагивали, как будто она плакала.

Вернувшись домой, я сразу поспешила к себе и достала записную книжку из потайного кармана амазонки. Итак, из нее следовало, что шестнадцатого июля, накануне своего побега с Джеффри, Элис написала себе напоминание о том, что назавтра следует поехать к ювелиру за брошкой, которая нужна ей к восемнадцатому числу, когда она собиралась, видимо, с мужем, на ужин к их общим друзьям.

Нет, эта запись никак не могла быть сделана женщиной, готовящейся на следующий день совершить побег из дома.

Я чувствовала, что в моих руках оказалось почти неоспоримое доказательство того, что труп, найденный в искореженном вагоне поезда рядом с телом Джеффри Нанселлока, был останками не Элис, а какой-то другой женщины.

Таким образом, я вернулась к тому, с чего начала. Что произошло с Элис? И если это не она лежала в черном мраморном склепе, то где же тогда она?

Итак, я держала в своих руках важную нить, ведущую к раскрытию тайны, но как ею воспользоваться и какой шаг сделать дальше, я не знала. Каждое утро я просыпалась с ожиданием, что произойдет что-то такое, что натолкнет меня на какие-то новые открытия, но дни проходили один за другим, и я ни на дюйм не приближалась к заветной цели. Обдумывая, что предпринять, я чуть не решилась рассказать Коннану ТреМеллину о найденной мною записной книжке его жены, из которой явно следовало, что у нее не было намерения бежать из дома.

Но я все-таки не вполне ему доверяла, и, кроме того, меня беспокоили вопросы, которые я уж никак не могла задать Коннану: допустим, Элис не было в потерпевшем аварию поезде, и с ней случилось что-то совсем другое. Но что может вдруг случиться с молодой здоровой женщиной? О самоубийстве речи быть не могло, опять же, исходя из записей в ее ежедневнике. Что тогда? Что если только сам Коннан, по причине, о которой мне страшно было думать, знает, как она умерла и где на самом деле похоронена?

Можно было обсудить все это с Питером Нанселлоком, но меня останавливало его легкомыслие, вследствие которого он любой разговор превращал во флирт.

Пожалуй, самым подходящим человеком, с которым я могла поделиться, была его сестра. Я знала, что она была очень привязана к Элис, и они наверняка были близкими подругами. И все же я колебалась. Селестина принадлежала к тому миру, в котором, как мне уже неоднократно было показано, мне места не было. Кто я такая, чтобы самовольно взяться раскрывать тайны, касающиеся людей не моего круга?

Поговорить с миссис Полгри? Нет, эту идею я тоже отвергла, вспомнив о ее тайном пристрастии к виски и ее отношении к Джилли.

Таким образом, получалось, что до поры до времени я должна была держать все свои открытия и подозрения при себе.

Тем временем наступил октябрь. Погода стояла по-прежнему теплая, и продолжали цвести гортензии, розы и фуксии.

Отправившись однажды на прогулку в деревню, я увидела объявление на церковной ограде, гласившее, что на первое ноября назначены конные соревнования.

Вернувшись домой, я сказала об этом Элвиан и с радостью отметила, что ее энтузиазм по поводу участия не пропал.

— Осталось три недели, — сказала я ей. — Нам надо побольше потренироваться.

Она согласилась, и мы решили немного изменить наш распорядок, с тем, чтобы заниматься верховой ездой и утром, и после ланча.

Коннан ТреМеллин между тем уехал в Пензанс, в свое другое имение. Я узнала об этом случайно от Китти, принесшей мне как-то вечером воду для мытья. Она же сообщила мне, что его, возможно, не будет неделю или больше.

— Я надеюсь, он вернется к конному празднику, — сказала я.

— Это уж как пить дать! Он же один из судей. Он всегда здесь в это время.

Ну что же он все-таки за человек! Конечно, сообщать мне о своем отъезде он не обязан, но ведь он мог же хотя бы попрощаться с дочерью!

Я часто думала о нем в эти дни, спрашивая себя, действительно ли он был в Пензансе, и если да, то где сейчас леди Треслин — дома или, может быть, ей неожиданно потребовалось навестить каких-нибудь дальних родственников? Не будучи в состоянии сопротивляться этим мыслям, я, тем не менее ругала себя за них. Ведь кроме сплетен слуг и того, что я услышала от миссис Полгри, у меня не было никаких доказательств того, что они — любовники. Я старалась внушить себе, что пока Коннан был в отъезде, самое лучшее было просто выбросить его из головы и спокойно заниматься своими делами.

На самом деле сознание того, что его нет в доме, и правда облегчало мне жизнь. Хотя бы из-за того, что уже не было нужды запирать на ночь дверь спальни. Но я продолжала это делать и в его отсутствие из-за горничных — чтобы они не подумали, что я запираюсь, потому что опасаюсь ночного визита хозяина дома.

Итак, мы с Элвиан усиленно готовились к соревнованиям. Я раздобыла программу скачек, в которой значились два заезда с препятствиями, предназначенные для детей его возраста. Один из них должен был быть проще, чем другой, и я решила, что именно в нем будет участвовать Элвиан. У нее были реальные шансы выиграть этот заезд, а ведь именно победа в скачках была нашей главной целью — победа, которая должна была приятно удивить ее отца.