Виктория Холт - Хозяйка Меллина

Я пошла дальше. Лес постепенно начал редеть, и сквозь деревья показалась дорога. Я поняла, что вышла на склон холма, ведущий к плато на его вершине и к воротам в усадьбу.

Миссис Соуди, как и накануне, сидела около сторожки с вязанием в руках.

— А-а, мисс, — обратилась она ко мне, — с прогулки возвращаетесь?

— Я ходила гулять с мисс Элвиан, но мы потеряли друг Друга.

— Понятно. Стало быть, она удрала от вас. — Миссис Соуди покачала головой и встала, чтобы поднять укатившийся клубок шерсти.

— Я надеюсь, она найдет дорогу домой, — сказала я.

— Господи, конечно! Она каждый дюйм леса знает. Я вижу, вы себе буквицу сорвали. Вот уж кстати.

— Мисс Элвиан сорвала ее и прикрепила мне в петлицу.

— Надо же! Значит, вы уже подружились.

— Я слышала пение Джилли в лесу, — сказала я.

— Это дело обычное. Она завсегда поет в лесу.

— Я позвала ее, но она убежала.

— Она пуглива, как олень.

— Ну я, пожалуй, пойду. Всего хорошего, миссис Соуди.

— Всего хорошего, мисс.

Я пошла по аллее мимо гортензий и фуксий. Я невольно прислушивалась, ожидая снова услышать пение Джилли, но вокруг было тихо.

Мне было жарко, и я устала. Войдя в дом, я сразу пошла к себе, позвонила, чтобы мне принесли горячую воду, и, умывшись и приведя в порядок волосы, отправилась в классную комнату, где меня ждал чай.

Элвиан сидела за столом с видом паиньки. Ни я, ни она не сказали ни слова о том, что произошло в лесу.

После чая я сказала ей:

— Я не знаю, какие правила устанавливали твои другие гувернантки, но я считаю, что мы должны заниматься по утрам, отдыхать между ланчем и чаем, а потом снова заниматься с пяти до шести.

Элвиан пристально смотрела на меня, не отвечая.

Затем она вдруг спросила:

— Мисс, вам нравится мое имя? Вы знали кого-нибудь еще, кого звали Элвиан?

Я сказала, что имя мне нравится и что я никогда раньше его не слышала.

— Это корнуэлльское имя. Вы знаете, что оно значит?

— Не имею представления.

— Тогда я вам скажу. Мой отец может говорить и писать по-корнуэлльски.

В ее глазах, когда она говорила об отце, мелькнула грусть, и я подумала: «По крайней мере, есть один человек, которым она восхищается и чье одобрение для нее важно».

Она продолжала:

— По-корнуэлльски Элвиан означает маленькая Элис.

Она подошла ко мне и положила руки на колени. Посмотрев мне в лицо, она произнесла серьезным тоном:

— Видите ли, мисс, мою мать звали Элис. Ее больше нет. Но меня назвали в честь нее. Поэтому меня зовут маленькая Элис.

Я встала, потому что не могла больше выносить ее пристальный взгляд, и подошла к окну.

— Смотри, — сказала я, — на лужайке два павлина.

Она встала у окна рядом со мной.

— Они пришли, чтобы их покормили. Они такие обжоры. Дейзи скоро вынесет им горох. Они это знают.

Я смотрела в окно, не видя павлинов на лужайке. Я вспоминала насмешливые глаза человека в поезде, который предупреждал меня, что я должна остерегаться Элис.

Через три дня после моего приезда в Маунт Меллин хозяин поместья возвратился домой.

Я уже успела привыкнуть к определенному распорядку своей жизни в этом доме. Я занималась с Элвиан каждое утро после завтрака, и, если не считать ее постоянного стремления вывести меня из равновесия с помощью вопросов, на которые, как она надеялась, я не смогу ответить, я была довольна тем, как проходили наши уроки. И не потому, что она хотела вызвать мое одобрение, а потому, что ее жажда знаний была так велика, что она не могла ее скрыть. Я даже подозревала, что в ее головке созрел некий план: переняв от меня все знания, которыми я располагала, заявить отцу, что ей не нужна больше гувернантка, раз она не могла ее больше ничему научить.

Я раньше часто слышала рассказы о гувернантках, о которых в старости заботились их бывшие ученицы. Мне на это рассчитывать не приходилось — по крайней мере, в случае Элвиан.

Меня вывело из равновесия ее упоминание имени Элис, и с наступлением темноты я каждый раз начинала ощущать, что дом был полон таинственных и недобрых теней. Конечно, это была всего лишь игра воображения, вызванная той злополучной встречей в поезде и разговором о предвидении, который тогда состоялся.

Оставаясь поздно вечером одна в комнате, я невольно опять начинала думать об Элис и о причине ее смерти. Она, должно быть, была совсем молодой, когда случилась трагедия, тень которой, как мне казалось, все еще витала в доме. Иногда у меня возникало совершенно нерациональное ощущение, что и сама Элис все еще присутствует в нем.

Я просыпалась ночью, и мне казалось, что я слышу голоса, зовущие ее. «Элис, где ты, Элис?» — будто шептал кто-то рядом со мной.

Я подходила к окну, прислушиваясь, и шепот словно растворялся в ночном воздухе.

Дейзи, которая, как и ее сестра, была начисто лишена воображения, принеся как-то утром мне воду для умывания, сама того не подозревая, почти рассеяла мои ночные страхи, спросив меня:

— Вы слышали море ночью, мисс? Ссс, ссс, у-у-у, у-у-у — всю ночь напролет. Как две сплетницы, болтающие друг с другом.

— Да, я слышала.

— Это бывает иногда ночами во время прилива, когда ветер дует в определенном направлении.

Я посмеялась над собой. Всему есть рациональное объяснение.

Я постепенно узнавала всех, кто жил или работал в доме. Миссис Тэпперти как-то зазвала меня к себе отведать ее домашнего вина. Она выразила надежду, что мне было хорошо в Маунт Меллине, и пожаловалась на своего мужа, который не мог пропустить ни одной юбки и был грозой всех девчонок в деревне. Она боялась, что Китти и Дейзи пойдут в отца. «А жаль, если так будет», — говорила она, потому что она «сама-то — богобоязненная женщина», которая не пропускает ни одной воскресной службы в местной церкви. Теперь, когда девочки подросли, ей надо было думать не только о том, за кем приударял Джо Тэпперти, но и о том, что делает Дейзи в конюшне с Билли Трехейем, а Китти — с этим парнем из Маунт Уиддена.

Я навестила и миссис Соуди в сторожке и выслушала ее рассказ о трех ее сыновьях и их детях, в том числе и жалобы на то, как часто ей приходилось штопать их чулки.

Мне хотелось как можно больше узнать о доме, в котором я жила, и проблема починки чулок меня не очень интересовала. Поэтому я не часто захаживала к миссис Соуди.

Несколько раз я пыталась заловить Джилли и завязать с ней разговор, но, хотя я часто видела ее, поговорить с ней мне не удавалось. Я звала ее, но она всегда убегала. Я всегда чувствовала какое-то беспокойство, слыша ее тихий, воркующий голос, напевавший песни. Я чувствовала, что надо было сделать что-то для нее. Меня злила ограниченность этих людей, которые из-за того, что Девочка была не такой, как все, считали ее сумасшедшей. Я очень хотела разговорить ее, чтобы узнать, что таится за этим будто бы ничего не выражающим взглядом ее синих глаз.