Дебра Дайер - Невеста сердится

Он сделал шаг назад, пристально глядя вверх. Шаги загремели по дубовым половицам. Кто-то завернул за угол и вбежал в ущелье между бочками с дальнего конца.

Сквозь облако не успевшей осесть сахарной пыли, сверкавшей на солнце, Саймон разглядел Хью Мейтленда, мчавшегося к нему со всех ног. Мейтленд поскользнулся на рассыпанном сахаре, стал было заваливаться на стену сложенных бочек, но сумел удержать равновесие, вцепившись в полку стеллажа. Мейтленд уставился на Саймона.

— Что случилось?

Саймон стряхнул сахарную пыль с лица.

— Бочка свалилась с верхней полки.

— Свалилась? — Взгляд Мейтленда скользнул вверх по стене и вернулся к Саймону. — Тебя же могло убить!

Саймон, морщась от боли, потер ушибленное бедро.

— Разумеется.

Хью Мейтленд подошел к Саймону.

— Тебя сильно задело?

— Нет. — Саймон тоже посмотрел наверх. Бочки на полке лежали на боку, днищами к проходу. Судя по всему, бочка могла упасть в проход только в одном случае: если кто-то повернул ее на попа и толкнул. — С виду все это вполне надежно.

— Так оно и есть. Вернее, было до сегодняшнего дня. — Мейтленд глотнул сахарной пыли, закашлялся. — Поговорю со старшим. Должно быть, кто-то из грузчиков неправильно положил бочку на стеллаж — боком к проходу, а не днищем. Иначе бочка никак не могла скатиться.

Саймону было что возразить, но он промолчал. Он дошел до конца прохода. В торец стеллажа была встроена лестница. Очень удобно для грузчиков. Или для убийцы.

— Что ты делаешь? — спросил Мейтленд, когда Саймон принялся карабкаться по лестнице.

Саймон ничего не ответил, продолжая подниматься. Тот, кто столкнул бочку, возможно, все еще прятался наверху. Но когда он добрался до верхней полки, глазам его предстал только ряд круглящихся дубовых боков. Человек, столкнувший бочку, либо сбежал, либо…

— Есть там что-нибудь?

— Ничего. — Саймон посмотрел вниз, на пожилого светловолосого мужчину, который стоял у подножия лестницы. Человек, покушавшийся на Саймона, либо сбежал, либо стоит внизу, даже не думая скрываться.

И все же одно с другим как-то не вязалось. Многие желали смерти Саймону Сент-Джеймсу. Что же до Шеридана Блейка, то тут на ум приходило только одно имя. Правда, весьма сомнительно, что мисс Эмили Мейтленд способна на предумышленное убийство.

Надо думать, виноват грузчик, неправильно уложивший бочку на стеллаж. Здравый смысл подсказывал, что это просто несчастный случай — если, конечно, подлинные цели Саймона и его личность не стали кому-нибудь известны. И все-таки под ложечкой у него сосало — ведь здравый смысл не всегда подсказывает правильно.

Эмили обожала балы-маскарады — до сегодняшнего дня. Сегодня ее не интересовали замысловатые наряды гостей. Не радовал их веселый смех. Не доставляли удовольствия танцы. Сегодня ее не покидало чувство тревоги и опасности.

Рука негодяя лежала на ее талии. Он танцевал с ней вальс. Жар его ладони проникал сквозь сапфирово-голубой шелк ее платья. После того как она едва не отдалась ему тогда в полдень, в спальне, он прикасался к ней впервые.

Он был сегодня без перчаток, без маскарадного костюма, если не считать черной полумаски, в тон к черному фраку и коротким панталонам. Мгновение она не сводила глаз с его руки, с его длинных пальцев, сжимавших ее руку, тоже без перчатки, — она была в костюме средневековой дамы, к которому перчатки не полагались. Она представила, как эти изящные пальцы скользят по ее щеке, по шее, по изгибу плеча и ниже. Вспомнила это так живо, что мурашки побежали по телу и ее бросило в жар. А он все кружил ее в вальсе, и она удивлялась странному направлению своих мыслей.

Этот человек уже унизил ее однажды. На ошибках учатся. А она — подумать только! — мечтает лишь о том, чтобы вновь почувствовать прикосновение его рук. Чему же удивляться, что в приличных домах распорядители балов скупились на вальсы и выдавали их понемногу, словно крепкие напитки? Ведь вальс — это объятия под музыку. Возможность заронить недозволенные мысли в женскую головку. Вальсировать с негодяем — это был лучший способ дать волю грешным мыслям. Вальсировать с негодяем, который выжил ее из собственной кровати, было верхом глупости.

— Вы что-то хмуритесь. — Саймон закружил ее в целой череде поворотов, так что золотой подол ее платья раздулся и летал вокруг его ног.

— Я же в маске. — Она посмотрела на него сквозь прорези для глаз. — Откуда вам знать, какое у меня выражение лица?

— Я чувствую. — Он сжал ее талию. — Вы напряженная, как кочерга.

— Это потому, что танцую с вами, милорд Негодяй. — Она улыбнулась.

Он засмеялся, увлек ее в новый изящный поворот, так что ее распущенные волосы взметнулись за спиной. Этот наглый повеса вошел в ее жизнь и разгуливает здесь. А главное — по ее спальне. Эта мысль не давала ей покоя.

Каждый вечер он раздевался при ней, забирался в ее постель, а ей приходилось спать на узком диванчике. И каждый вечер она ловила себя на том, что снова и снова поглядывает на него, устроившегося в ее постели, и вспоминает, как он к ней прикасался. Он словно гипнотизировал ее.

— Почему вы не надели маскарадный костюм? — спросила Эмили.

— Я не люблю маскарады.

— Странно. Ведь ваша жизнь — сплошной маскарад. Вы изображаете моего мужа, скрываете свое имя.

Он ухмыльнулся:

— Вот и хватит с меня одного маскарада.

— А сегодня, судя по вашему костюму, вы решили изобразить джентльмена.

Он рассмеялся.

— А вам в вашем костюме самое место на рыцарском турнире.

— В самом деле?

— Ну да, вытащите золотую ленточку из прически и подарите своему рыцарю. Залог верности, который он возьмет с собой на поле сражения.

От этих слов огонь вспыхнул в ее груди, сладостный жар, который проник в ее кровь и навеял такие мечты, о которых даже подумать стыдно.

— Я аплодировала бы моему рыцарю, когда он выбил бы вас копьем из седла.

Его раскатистый смех слился с потоками музыки, лившейся с хоров.

— Ах, миледи, в другое время и в другом месте я стал бы сражаться за право быть вашим рыцарем.

Эмили смотрела ему в глаза, от всей души жалея, что встретились они не в другое время и не в другом месте, что судьба их свела, чтобы сделать врагами.

— В другое время и в другом месте вы все равно оставались бы негодяем.

— Уверены? — Он еще быстрее закружил ее в вальсе. — Неужели я неисправим?

Всякий раз, глядя на него, она хотела лишь одного: чтобы иллюзия стала правдой, а мечта воплотилась в жизнь. Силы небесные, как же ей защититься от человека, который угрожает похитить саму ее душу?

— Как вы могли оставить позади все, что вам знакомо? Изменить всю свою жизнь?

Улыбка продолжала играть на его губах, но что-то в нем изменилось. Он вдруг затих, как поверхность озера, после того как разбегутся круги от брошенного камешка.