Шеннон Дрейк - Среди роз

В ушах Женевьевы звучали скорбные рыдания матерей, детей и девушек, нашедших среди погибших своих близких, потерянных навсегда. Никто не упрекал хозяйку замка, не бросал на нее укоризненных взглядов. И все-таки, какое дело простым людям до того, кто взойдет на престол? Они зависят от мелких землевладельцев и рыцарей; их кормят труд и земля. По старинному обычаю, крестьяне объединялись в испытаниях и в труде, вместе платили налоги и боролись за выживание. Они редко покидали свои деревни, никогда не бывали в Лондоне. Женевьева считала, что обязана обеспечить им не только победу, но мир и покой.

Но как позаботиться о подданных отца, отказавшись от борьбы? В дни осады в замке ручьями лилась кровь, люди страдали и умирали. Женевьева не отворачивалась при виде раненых. Она тоже похоронила близких и оплакала их вместе с другими обитателями замка. Но сегодня что-то изменилось, на сердце Женевьевы лежал тяжелый камень.

Боясь закрыть глаза, она вся дрожала, и хотя в комнате жарко пылал камин, натягивала до подбородка теплое меховое одеяло. Ей никак не удавалось забыть ненавидящий взгляд Тристана. Она убила его. Господи, это лицо будет преследовать ее до самой смерти!

В дверь постучали. Женевьева вздрогнула. Где же Темкин? Он обещал не отходить от двери спальни. С тех пор как началась осада, на пороге ее комнаты всегда стояли двое стражников с волкодавами.

— Женевьева! — послышался голос Эдвины. Обрадованная девушка вскочила, босиком подбежала к двери, распахнула ее и увидела тетку в одной ночной сорочке, закутанную в шерстяное одеяло. Ее глаза в полутьме казались огромными. Оглядевшись, Женевьева заметила у двери спящего Темкина, рядом с которым свернулись псы.

— Входи. — Она пропустила Эдвину в комнату. — Мне не спалось…

— Мне тоже. Мы победили, но теперь мне страшнее, чем прежде!

Женевьева давно привыкла утешать тетку, забывая о своих опасениях.

— Все будет хорошо, Эдвина. Мы и вправду победили.

Эдвина подошла к камину и уставилась на огонь.

— Нет. — Она покачала головой и поежилась. — Он вернется.

По спине Женевьевы пробежали мурашки, словно кто-то приложил к ней ледяной клинок. Внезапно перед ней вновь возникло лицо Тристана, его взбешенные глаза, насупленные брови. Неужели тетка считает, что он воскреснет из мертвых?

— Эдвина. — Она приблизилась к тетке и положила ладонь на ее плечо. — Тристан… не вернется. Он мертв. Я убила его. Его вынесли из замка и где-то похоронили. А мертвецы не встают из могил, чтобы отомстить живым.

— Мертвецы? Он жив!

— Тристан мертв! — почти выкрикнула Женевьева. — Я сама убила его. Клянусь тебе, это правда!

Эдвина усмехнулась:

— Лорд Тристан тут ни при чем. Я имела в виду его помощника, Джона Плизенса.

Нахмурившись, Женевьева опустилась в кресло, но вдруг вспомнила, что еще сегодня днем в нем сидел Тристан, и вскочила. Улыбка Эдвины ничуть не успокоила ее. Они сражались с врагом и победили — это правда. Тристан не восстанет из мертвых, чтобы отомстить.

— Джон — это тот юноша с дружелюбной улыбкой? — уточнила Женевьева.

Эдвина кивнула:

— Но едва он понял, что очутился в ловушке, как тут же перестал улыбаться.

— Джон спасся бегством? — Эдвина кивнула, и Женевьева продолжала: — Пожалуй, я даже рада этому. Он показался мне слишком молодым, учтивым и…

— Да, он был учтив, пока не заподозрил неладное. — Эдвина обняла племянницу. — Господи, когда же это кончится? Мне так страшно! Они непременно вернутся, перережут нас всех и не оставят от замка камня на камне!

— Эдвина, не бойся. С первым же лучом солнца наши каменщики начнут заделывать бреши в стенах. Кузнецы уже куют новые мечи и доспехи. Сэр Гай отправится за подмогой к королю — мы ведь послали в армию такой многочисленный отряд! Сэр Гай привезет пушки и порох, и мы вновь будем неуязвимы!

— Хотелось бы верить в это, — всхлипнула Эдвина.

— Поверь, так все и будет.

— Женевьева, ну что со мной такое? Ты моложе меня, но гораздо сильнее духом!

«Ошибаешься, — мысленно возразила Женевьева. — Я трусиха, мне страшно даже закрыть глаза. Я до сих пор помню его прикосновения, огонь глаз Тристана и его смерть!»

— Нам надо выспаться, — ответила она.

— Я боюсь оставаться одна, — призналась Эдвина. — А место рядом с Анной уже заняла Мэри…

— Тогда давай ляжем вместе. Ночь пройдет, а вместе с ней исчезнет и страх. Вот увидишь!

Они улеглись в постель и прижались друг к другу, как дети. Женевьева поежилась, размышляя о том, что случилось бы, если бы Тристан остался жив.

В конце концов она пришла к выводу, что день завершился удачно. Враги могли расправиться с ней, а вместо этого она одолела их. Заснула Женевьева только на рассвете.

Вокруг царил мрак — непроглядный, бесконечный, пугающий. В нем не существовало даже боли, в нем не было ничего, кроме кромешной тьмы.

Он не видел себя, но чувствовал, как бредет сквозь этот мрак. Прошло много часов, прежде чем темнота начала рассеиваться и сменилась тусклым сероватым светом — словно густой туман над болотом. Серая мгла клубилась, окутывая его.

Сквозь нее проступили смутные фигуры. Оказалось, что вокруг лежат трупы. Остановившись, он перевернул один из них на спину и узнал своего воина, молодого сквайра из Нортумбрии, еще не посвященного в рыцари.

Тристан не сразу заметил, что у юноши нет глаз — их выклевали грифы. Рот его был широко открыт, черные глазницы с упреком смотрели на Тристана, вызывая мучительные угрызения совести. Он отпрянул, схватившись за голову.

И споткнулся о другой труп. Из горла Тристана вырвался пронзительный крик: перед ним лежала Лизетта. Ее каштановые волосы спутались, на шее ярко выделялись черные пятна, кожа посерела, а на юбках запеклась кровь…

У Лизетты тоже не было глаз. Вид пустых черных глазниц мучил Тристана, рвал ему душу. Вдруг Лизетта пошевелилась, словно пытаясь протянуть ему что-то — еще один труп, совсем крошечный, который мог бы поместиться на ладони Тристана. Это был ребенок, так и не успевший родиться.

Он вновь ощутил резкую, мучительную боль в голове, стиснул ладонями виски и закричал… В рот набилась земля.

Еще много долгих минут Тристан лежал неподвижно, с ужасом вспоминая сон, думая, откуда взялась земля и почему вокруг темнота. Голова разрывалась от боли.

Он попытался сдвинуться с места. Земля зашуршала, послышались скрежещущие, надрывные звуки… Тристан застыл, пораженный страшной догадкой: его погребли заживо! Этот скрежет — его дыхание в могиле, где песок и земля набивались в рот.

Ужас охватил его, вызвал неудержимую дрожь, от слепой ярости боль в висках усилилась. Кругом вновь потемнело, и Тристан понял, что должен успокоиться. Ему не хватало воздуха. Он сглотнул, заставляя себя дышать медленнее и шевелиться осторожно.