Ирина Комарова - Каприз

При всем этом, самый сложный вопрос – с домом, к счастью решился сам простым и выгодным способом. В одном из соседних семейств как раз ждали приезда пожилой родственницы, выразившей желание обосноваться в этих краях, поближе к родне, но на достаточном удалении, чтобы не утомлять их и не утомляться самой. Небольшой, но аккуратный, в хорошем состоянии домик панны Домбрович, вполне отвечал всем выдвинутым условиям, а полная меблировка только увеличивала его удобство. Кроме того, при доме оставался небольшой штат прислуги – повариха и ее муж, объединявший в своем лице сторожа, дворника, садовника и чернорабочего на кухне. Своей горничной панна Домбрович предложила свободу выбора, ехать или оставаться, но та с негодованием отвергла даже возможность обсуждения перехода к другой хозяйке.

– Я сорок лет присматриваю за вами, панна Магдалена, – твердо сказала Малгося, – и не думайте, что я отпущу вас одну, скитаться по России без присмотра!

Наконец настал день, когда большие сундуки отправлены на станцию и сданы в багаж, маленький сундучок и два больших саквояжа заполнены вещами, которые должны быть в дороге под рукой, большая корзина с крышкой, стараниями поварихи набита вкусной едой, одним словом, к отъезду все готово. Тетушка Магдалена, Сашенька и Малгожата, распрощались с немногочисленными друзьями и отбыли в свое путешествие, провожаемые слезами и добрыми пожеланиями пани Пластицкой.

Эти три недели Сашенька была слишком занята, чтобы задумываться о чем либо. Она собирала вещи, но в голове девушки не задерживалась мысль, для чего, собственно, она их собирает. Продажа дома и покупка билетов на поезд, отправка багажа на вокзал – Сашенька занималась всем этим, но механически, не вспоминая, что вся эта работа делается с определенной целью. Словно, когда все нужное будет упаковано, а лишнее вывезено из дома, она сядет, оглядит с удовлетворением запертые сундуки и скажет себе:

– Да, эта работа сделана хорошо.

О том, что цель была, девушка вспомнила только в наемной карете, по дороге на вокзал. Она уезжает. Теперь, каждый шаг запряженных в карету лошадей, удалял ее от места, где она выросла, где была счастлива, где похоронены ее родители. Неторопливо ступающие лошади уносили ее от пани и пана Пластицких, которые всегда были так добры к ней, от пани Рокоцкой, от остальных знакомых… Право же, у нее их совсем не много, но там, куда она едет, там она ведь и вовсе никого не знает! Сашенька даже не воспользовалась возможностью полюбоваться напоследок прекрасными улицами Варшавы, города в котором она выросла и которого практически не знала. Вместо того, чтобы не отрываясь, смотреть в окна кареты, как это делали тетушка Магдалена и Малгожата и стараться запомнить, как можно больше, она расслабилась, откинувшись на жесткую спинку диванчика и прикрыла глаза. Ее спутницам показалось, что девушка задремала и они, оживленно обменивавшиеся впечатлениями (и панна Домбрович и ее горничная тоже давно не покидали домика на окраине, так что теперь обе с большим интересом разглядывали новой постройки дома), перешли на шепот. Но Сашенька не спала, она просто была в панике и, как кролик замирает перед удавом, замерла перед начинающейся для нее новой, непредсказуемой жизнью.

Впрочем Варшавский вокзал, с его обычной сутолокой, привел ее в чувство. Боишься ли ты чего-то и чего именно, это никому не интересно, тут кипит своя жизнь. И если ты собираешься забиться в уголок и зажмуриться… что ж, дело твое. Но далеко ты, таким образом, не уедешь.

Сашенька посмотрела на свою опекуншу и поразилась произошедшей в ней перемене. Тетушка Магдалена, которую она привыкла считать совершенно неприспособленной к каким-либо активным действиям, была непривычно оживлена и энергична. Она отдала Малгосе билет и маленький кошелечек, потом указала ей что-то в стороне и отдала приказание, которого девушка в общем шуме не сумела расслышать. Горничная кивнула, сделала несколько шагов и исчезла в толпе. Сашенька ахнула и схватила тетушку Магдалену за руку. Ей было неловко, что она ведется себя словно маленькая девочка, но никакие силы на свете не смогли бы сейчас заставить ее выпустить маленькую сухую ладошку. «И вообще, – мысленно утешала себя она, – тетушка Магдалена с Малгосей немало поездили по свету в свое время. Пусть прошло много лет, но все равно, они обе знают, что надо делать и как себя вести. А я… я и в центре Варшавы едва ли не впервые оказалась. Что уж говорить о железной дороге! Разумеется, мне страшно. Наоборот, было бы странно, если бы я не боялась.»

Народу было так много, что когда они с тетушкой Магдаленой двинулись с места, девушка была уверена, что им придется проталкиваться сквозь толпу, но оказалось это не так. Да, люди шли во всех направлениях, однако при ближайшем рассмотрении, это движение оказалось настолько упорядоченным, что пройти в зал первого класса не составило никакого труда. В небольшом зале, Сашенька, невольно заинтересовавшись, стала разглядывать пассажиров. Она старалась найти в их лицах и фигурах признаки того страха, которым была охвачена сама, и не находила.

Люди, как люди: и выглядели и вели они себя совершенно обыкновенно. Мужчины все в мягких фетровых шляпах, женщины в практичных дорожных костюмах, многие под вуалью. Посреди зала – большой стол, заваленный багажом. Носильщики в непрерывном движении: забирают одни чемоданы и баулы, и тут же приносят другие. Ровный гул, стоящий в зале, как всегда бывает, когда в помещении негромко разговаривают одновременно человек двадцать, действовал успокаивающе.

– Малгося найдет носильщика и проследит, чтобы вещи на место доставили, а мы здесь звонка подождем, – объясняла ей, тем временем, тетушка Магдалена. Она посмотрела на свою руку, которую Сашенька, по-прежнему, не отпускала и снисходительно улыбнулась. – Не бойся, деточка, мы с Малгосей опытные путешественницы, так что все будет хорошо. Лучше посмотри, сколько здесь народу! На нашей улице за месяц столько не встретишь!

Сашенька кивнула и послушно продолжила глазеть по сторонам. Впрочем, для неизбалованной развлечениями девушки, это действительно было интересно.

Вот молодой человек у окна держит перед собой развернутую газету – лениво водит глазами по строчкам, время от времени поднимая голову и оглядывая зал. Не найдя ничего любопытного и в зале, снова утыкается в газету. Рядом с ним, двое пожилых мужчин увлеченно беседуют о чем-то веселом. На широком диване устроилось небольшое семейство – отец, мать и ребенок, закутанный так, что и не поймешь, мальчик это или девочка. Родители, похоже в ссоре, не разговаривают, даже смотрят в разные стороны. Ребенок чувствует напряжение между ними, грустно сидит рядом с матерью, прижимая к груди тряпичного зайца с одним, наполовину оторванным, ухом. Высокий старик, с роскошной седой бородой, уже несколько раз вытаскивал из жилетного кармана большие, в форме луковицы золотые часы, смотрел на них, раздраженно, с громким щелчком закрывал крышку и снова убирал в карман.