Тереза Медейрос - Мой дорогой

— Стойте! — заорал Уинстед. В его голосе прозвучало неприкрытое отчаяние. — Что, если я изменю условия сделки? Я мог бы предложить вам кое-что, помимо вашей амнистии.

Билли не останавливался.

— Что, если я предложу вам этот значок, который вам всегда хотелось иметь?

Билли замер на месте, затем медленно повернулся. На ладони Уинстеда блестел значок. Маленькая звездочка мерцала в тусклом свете лампы, такая же недостижимая для Билли, как звезда в черном небе. В этот момент он ненавидел Уинстеда больше, чем когда-либо раньше.

— Что мне пользы в этой бляхе? Мы ведь с вами знаем, что, как только я стану официальным лицом, я должен буду арестовать своих братьев.

— Я уполномочен гарантировать амнистию не только для вас, но и для ваших братьев. Правда, при условии, что в будущем они перенесут свою... деятельность на юг от границы. — Уинстед протянул Билли значок. — Пожалуйста, возьмите его.

Ощущая на себе тревожный взгляд Дрю, Билли взял значок и почувствовал, как острая булавка застежки уколола большой палец, причинив ему острую боль.

Уинстед наблюдал за ним, засунув руки в карманы жилета.

— Как вам хорошо известно, я человек щедрый. Если вы согласитесь сотрудничать с нами в этом деле, можете также рассчитывать на вознаграждение в сумме пятисот долларов.

— Тысячи долларов, — не моргнув глазом, поправил Билли, — при этом пятьсот — авансом.

Уинстед колебался всего секунду, после чего протянул руку. Когда Билли сделал вид, что не замечает ее, полковник извлек из ранца увесистый мешочек.

— Письменное свидетельство об амнистии для вас и ваших братьев вы получите только после окончания работы.

Билли бросил мешочек ошеломленному Дрю.

Полковник резко защелкнул ранец, давая понять, что ему самому не терпится покончить с этим грязным делом.

— Последний раз Черного Барта видели в окрестностях Джулали. Один из моих осведомителей предполагает, что его банда скрывается там. Я решил организовать отправку новой партии казенного золота, которая окажется в тех местах в пятницу утром. Накануне вечером это золото, как бы в силу обстоятельств, будет выгружено в Первом национальном банке в Джулали. Я слышал, что в этом банке самые подходящие подвалы.

Дрю побледнел. Его надежды на спокойный уход в отставку растаяли, как дым от индейской трубки мира.

— Черт, Уинстед, если вы дали огласку этой информации, сюда слетятся все преступники от Додж-Сити до Сан-Франциско!

— Вполне возможно. Но мистер Дарлинг отвечает за поимку только одного из них. — Он взглянул на Билли. — Я сделал все, чтоб и банковские служащие, и местные власти ожидали вас. Мне бы очень не хотелось, чтобы за свои труды вы получили пулю в спину.

Билли нахмурился:

— Если вы уже устроили засаду, то зачем вам понадобилась эта женщина?

— Я уже объяснял вам — для страховки. Полагаю, мистер Файн, ворвавшись в банк и столкнувшись там нос к носу с любовницей, передумает стрелять и предпочтет сбежать, прихватив ее с собой!

Слово «любовница» Билли явно не понравилось.

— Должен предупредить вас, что наш Черный Барт проявляет особую склонность к драматическим эффектам. Ему не подходит банальный взрыв сейфа в глухую, безлунную ночь. Он предпочитает действовать при полной луне, с оглушительной пальбой из ружей. — Уинстед вкрадчиво склонился к Билли: — Так как, мистер Дарлинг, вы будете там, когда он нагрянет?

Билли бессознательно скомкал листок с портретом Бартоломью Файна.

— Да, я буду там. Можете положиться на меня.

Когда Уинстед ушел, захватив свой ранец, Дрю протяжно свистнул.

— Ну, Уильям, дружище, кажется, я могу сорвать то объявление о розыске с почтовой станции.

— Я бы на твоем месте не очень торопился.

— Но ведь ты только что согласился...

— Я согласился? — Билли уставился на него наивными, как у ребенка, глазами. — Я даже не пожал руку Уинстеду. Я просто взял его деньги. Меня упрекнули в том, что я продаюсь тому, кто мне больше заплатит. Может, мне действительно пора именно так поступать.

— Но что может быть дороже, чем жизнь, тысяча долларов и значок шерифа?

С несвойственным ему грустным выражением лица Билли посмотрел на звездочку.

— Именно это, Дрю, я и хочу выяснить.

Женщина, назвавшая себя Эсмеральдой Файн, крепко спала. Билли осторожно прикрыл за собой дверь ее номера и остановился. При взгляде на освещенную утренним солнцем кровать, угрюмое выражение его лица смягчилось. Он думал, что чопорная мисс Файн чинно уляжется спать на правый бок с ладошками под щекой.

Но она лежала на животе, согнув одну ногу в колене и сбросив во сне клетчатое одеяло. Ночная рубашка задралась, обнажив нежные бедра и округлые ягодицы.

Билли изучал манящие холмики взглядом знатока, последние три месяца проведшего в борделе. Следуя современной моде, мисс Файн носила корсет и турнюр, но, разумеется, совершенно в них не нуждалась: талия, изгибы бедер были выше всяких похвал.

Девушка перевернулась на спину, отбросив в сторону руку. Темно-золотистые волосы разметались пушистым облаком по подушке, а из тонко очерченного носика доносилось мягкое, почти детское сопение. Билли завороженно двинулся к кровати.

Восхищенный свободной непринужденностью расслабленной во сне девушки, он вдруг подумал, что она совершенно не похожа на ту сдержанную, строгую мисс Файн, с которой он был знаком.

Он поморщился и коснулся своей вздувшейся губы. До встречи с Уинстедом он намеревался за завтраком в гостинице дать Эсмеральде пятьдесят долларов и посадить ее в первый же дилижанс, направляющийся на восток.

Но сообщение Уинстеда полностью все изменило. Билли терпеть не мог тайны и решил во что бы то ни стало выяснить, кому на самом деле нужен был Бартоломью Файн и почему.

Взгляд Билли задержался на нежной округлой груди девушки... Она согласилась на его предложение с подозрительной легкостью. Может, ей уже не раз приходилось предлагать свое тело в обмен на жизнь брата. Или, возможно, на жизнь своего любовника!

Стараясь быть беспристрастным, он изучал лицо девушки и не находил никакого сходства с портретом преступника, который называл себя Черным Бартом. Ее лицо разрумянилось во сне, золотистые ресницы отбрасывали легкую тень на щеки. Кем бы она ни приходилась преступнику, Билли не мог забыть, что ее преданность этому человеку едва не стоила ему жизни.

Когда он склонился над девушкой, его внутренний голос шепнул, что он встал на опасный путь. Обостренный инстинкт самосохранения не раз выручал его во время стычек, которые могли иметь для него фатальный исход. Благодаря ему он вовремя уклонялся от пуль и стрел. Именно он подтолкнул его сделать шаг вправо, а не влево в ту самую секунду, когда Хуан Эстес нажал на курок и выстрелил ему в спину. В результате пуля оцарапала ему ребра, не задев сердца.