Ирина Сахарова - Роковая ошибка княгини

Вот только, время для самобичевания было не самым подходящим. Он уже закончил с переломанной ногой, велел Александре приготовить новую шину, а сам занялся раной на груди.

— Вскипяти воду. Рану нужно промыть. Она упала на грудь, туда попала земля. Нужно избежать заражения. Саша, и побыстрее, пожалуйста! У нас ни секунды лишней нет!

Дважды её просить не пришлось. И когда вскипела вода, она стояла у отца за плечом молчаливой тенью, и смотрела за его работой, ловя каждое его движение, хотя сама же себя умоляла не смотреть. «Кошмары будут сниться до самой старости, наверное», подумала она, но взгляда не отвела. Отец был сосредоточен, не обращал на неё ни малейшего внимания, и занялся перевязью, и тогда Александра, хоть её об этом и не просили, взяла со стола чистую вату, намочила её, и, подойдя к княгине, стала обрабатывать ссадину на её щеке.

Иван Фетисович бросил на неё мимолётный взгляд, на секунду оторвавшись от перевязки, и улыбнулся. Александра тотчас же улыбнулась в ответ, а затем, сделав сосредоточенное лицо, стала осторожно стирать кровь с щеки несчастной женщины.

— Господи, какая же она красивая! — Невольно вырвалось у неё. Собственный голос показался оглушительно громким в гнетущей тишине маленькой операционной, и Саша вздрогнула, побоявшись, что отец отругает её. Но он лишь улыбнулся, не поднимая взгляда от своего занятия, и кивнул.

— Волконские все красивые. Порода, стать, древний княжеский род, и так далее. И гордыни, к сожалению, столько же!

— Никогда не видела их вживую. — Призналась Александра, рискнув продолжить разговор. Она поймала себя на мысли, что ей почему-то очень хочется поговорить, именно теперь — о чём угодно, о любых пустяках, но только не молчать. У неё начинала кружиться голова.

— Ну вот, полюбуйся. — Щедро разрешил отец. — И на братца её тоже можешь посмотреть, поди, скажи ему, что всё готово, когда закончишь обрабатывать рану.

— Всё… готово? — Повторила она, расширившимися глазами взглянув на отца. — Она будет жить, папа?

— Ты послушай. — Иван Фетисович улыбнулся ей, и кивнул на княгиню, по-прежнему пребывавшую в бессознательном состоянии. — Слышишь? Дыхание нормализовалось.

Александра честно постаралась прислушаться, но опыта у неё не было ни малейшего, она ничего не поняла, но это не помешало ей обрадоваться.

— Папа! — Радостно воскликнула она. Глаза её светились счастьем. А ещё, кажется, она плакала, но он не брался судить наверняка.

— Когда я за операционным столом, я не папа, а Иван Фетисович. — Шутливо сказал он, погрозив пальцем.

Закончив со ссадиной на щеке бедной княгини, Саша уже собралась было, выйти к князю, но споткнулась о тело по-прежнему лежавшего под столом Юры Селиванова.

— Иван Фетисович, господин доктор, а не подскажите ли вы мне, как приводить в чувство бессознательных молодых людей? — Спросила она, и рассмеялась, нервным, звенящим смехом. Он только теперь вспомнил о Селиванове, и тихо выругался. Придётся куда-нибудь его деть, чтобы не увидел князь, когда зайдёт проведать сестру. Господи, какой стыд…

Но Александра, конечно, молодец! Выше всяких похвал, и ведь умудрилась ещё шутить в такой момент! Он заметил, что руки её слегка подрагивают, а ещё она была бледна, неестественно бледна, бедная девочка, но из последних сил старалась бодриться.

Он потом потерял её, когда она вышла из операционной, и, пока успокаивал Волконского и заверял его в том, что с сестрой его теперь всё будет в порядке, думал только о дочери. Где она, куда пошла? Не дай Бог, вышла на улицу и там потеряла сознание — там было холодно, несмотря на август, она ведь замёрзнет там, пока он выслушивает слова благодарности от успокоившегося князя! Бедная девочка, ей ведь всего тринадцать, она не готова была к такому, зачем же он… Взгляд его вернулся к княгине, и он подумал, а что — лучше было бы оставить Волконскую умирать?

— Вы позволите? — Иван Фетисович кивнул на дверь, и, изъяв свою ладонь из пламенных рукопожатий князя, вышел на улицу, искать дочь. Той нигде не было, но калитка была распахнута. На дороге стояла карета Волконского, лошади лениво махали хвостами, одна из них с любопытством повернула голову к вышедшему доктору. Девочки поблизости не было.

Где же ты, Сашенька? Он огляделся по сторонам, но никаких следов дочери не заметил. Ушла домой? Алёна теперь убьёт его за это, да и ей достанется, что ушла без спроса. В очередной раз подумав о том, что он — самый ужасный отец из всех живущих, Иван Фетисович вернулся назад в больницу. Идти в операционную и лишний раз встречаться с князем ему не хотелось, и он направился в свой кабинет, чтобы посидеть в одиночестве и крепко подумать.

Нужно будет непременно извиниться перед Александрой за эту ночь, и за всё то, что ей, бедняжке, пришлось пережить по его милости. Правда, извинениями тут не поможешь. Он же видел, какая она была бледная — это такое потрясение для неё, такой шок! И что ей его извинения, разве извинениями что-то исправишь? Она-то пришла к нему помочь, утешить после ссоры с женой, а он заставил её пройти через такой кошмар! И что она скажет теперь?

А она сказала:

— Папа, я хочу быть доктором, как ты. Я хочу учиться! — Едва ли он успел переступить порог своего кабинета, где она, оказывается, дожидалась его всё это время. Иван Фетисович был готов к чему угодно, но не к этому.

— Сашенька, ты в порядке? — Спросил он, как настоящий врач, искренне беспокоившийся за её состояние. Кажется, слова её он всерьёз не воспринял.

— Папа, ты не слышал меня? Я сказала, что хочу быть доктором! Пару часов назад я это поняла, когда эта бедная женщина лежала на твоём столе, истекая кровью, а я смотрела на неё и не знала, что могу сделать, чтобы помочь ей. Так вот, если такое случится в следующий раз, я хочу, чтобы я могла справиться без посторонней помощи, а не смотреть, как человек умирает на моих глазах!

— В следующий раз, я думаю, княгиня Волконская ещё не скоро сядет на лошадь, так что у тебя будет достаточно времени, чтобы научиться. — Пошутил Иван Фетисович, и Александра тихонько рассмеялась. И с надеждой взглянула на него:

— Ты научишь меня?

— Саша… — Начал, было, он, и по его тону Александра сразу всё поняла, и повторила вопрос более требовательно:

— Ты научишь меня, папа? И не надо сейчас говорить, что девице положено сидеть с вышивкой или играть на пианино, а не копошиться в чьих-то внутренностях! Я решила. Я хочу быть как ты!

— Я не думаю, что это хорошая идея. — Искренне сказал Иван Фетисович, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не улыбаться. Он так любил, когда она показывала свой характер! Этим она, правда, походила на мать. Наверное, умение настоять на своём — это единственное, что ей досталось от Алёны.