София Каспари - Лагуна фламинго

Долгий путь утомил Клаудиуса Либкинда. Он не привык к таким переездам. Прежде чем отправиться к родителям, мужчина остановился в гостинице. Он принял ванну, переоделся в чистое, немного перекусил.

Антуанетта, его молодая вторая жена, часто говорила ему, что нужно следить за фигурой. Он женился на Антуанетте два года назад, вскоре после смерти своей первой супруги Бетти. На самом деле Клаудиус поправлялся из-за того, что Антуанетта очень вкусно готовила. Он не мог оторваться от ее выпечки и солений. Клаудиус надеялся, что вскоре они смогут скрепить семейное счастье ребенком. Незадолго до его отъезда Антуанетта намекнула ему на это. Возможно, ей наконец-то удалось забеременеть. Клаудиусу очень хотелось иметь детей. Он всегда любил малышей, просил родителей подарить ему братика, но остался единственным сыном в семье.

Клаудиус вновь взглянул на себя в зеркало. Его волосы потемнели после купания, лицо покраснело, но на нем уже не было усталости. Ванна пошла ему на пользу, теперь Клаудиус чувствовал, что расслабился. Спина уже не так сильно болела. Поколебавшись, он все же решил отправиться на прогулку.

Клаудиус покинул свою комнату, спустился по лестнице на первый этаж, поздоровался с портье и вышел на улицу. Убедившись, что с его лошадью все в порядке, он осмотрелся. Клаудиус давно уже не приезжал в Эсперанцу. После того ужасного несчастного случая, происшедшего двадцать лет назад, родители помогли ему поселиться в другом месте. Разлука была нелегкой для всех, ведь члены их семьи были очень близки. После этого Клаудиус иногда навещал родителей, но всегда приезжал ненадолго и старался не попадаться на глаза соседям. На вторую свадьбу к нему приехала мама, отцу же пришлось остаться дома, ведь он не мог бросить хозяйство.

Клаудиус отметил, что Эсперанца за эти годы выросла. По улицам города разгуливали хорошо одетые люди, мимо проезжали большие и маленькие повозки, время от времени на дороге появлялись всадники. Клаудиус видел матерей с дочерьми и сыновьями — мальчишки, как всегда, проказничали. Юноши и девушки украдкой улыбались друг другу. Он подумал, не зайти ли куда-нибудь выпить. Ехать к родителям было уже поздно. Отец и мать, несмотря на почтенный возраст, тяжело работали и рано ложились спать. Пожалуй, стоит навестить их завтра, подумал Клаудиус. А потом нужно зайти к Ирмелинде и Герману Блумам. Попытаться хоть немного исправить то, что он разрушил по вине юношеского легкомыслия.

Клаудиус остановился, задумавшись. Он часто мечтал о том, чтобы вернуться в тот страшный день и исправить свою роковую ошибку. Но что сделано, то сделано. Он принял неверное решение, и из-за этого погиб человек. Врони.

Мороз пробежал у Клаудиуса по коже, и мужчина очнулся от воспоминаний. Он оглянулся. Погрузившись в раздумья, он не разбирал дороги и забрел в какой-то мрачный район. Тут не щеголяли модники, не переглядывались молодые влюбленные, матроны не следили за своими малышами. В воздухе стоял неприятный, гнилостный запах. В переулке спал какой-то пьяный индеец; к стене дома прислонилась проститутка, ожидая клиента. Двое мужчин вышли из видавшего виды pulperia , трактира, в котором, кроме прочего, можно было купить продукты. Перед борделем какой-то темноволосый крепкий парень обнимал двух ярко накрашенных женщин. Он целовал то одну, то другую, а его приятели подбадривали его возгласами.

— Эй, ты чего уставился?! — вдруг прорычал кто-то.

Клаудиус вздрогнул. Он только сейчас понял, что обращаются к нему, и поспешил отвернуться, но было уже поздно.

Парень, только что развлекавшийся с женщинами, толкнул их в объятия своих спутников и с угрожающим видом двинулся к Клаудиусу.

— Эй, я с тобой говорю, толстяк! Чего уставился?

— Извините, господин, я не хотел вас побеспокоить. — Клаудиус отступил на шаг. Он не знал, что ему делать.

Тем временем парень со смехом повернулся к своим приятелям.

— Не хотел меня побеспокоить! Этот господин не хотел меня побеспокоить!

Его смех звучал неискренне.

— Значит, я недостоин того, чтобы со мной поговорили? — с угрозой прошипел парень, поворачиваясь к Клаудиусу.

— Нет, я…

— Так в чем же проблема?

Клаудиусу стало совсем неловко. Он все отступал, но тут один из спутников гуляки зашел ему за спину, а второй встал сбоку.

Задиристый парень остановился прямо перед ним. Обе девушки, точно повинуясь так и не отданному приказу, скрылись из виду.

«Может быть, они приведут подмогу», — попытался утешить себя Клаудиус, но знал, что эта надежда тщетна.

Первый удар пришелся ему в лицо. Послышался хруст, и Клаудиус со сломанным носом повалился в грязь. Кровь и сукровица хлынули ему в горло. Кровь лилась изо рта и из носа, забрызгивая рубашку. Клаудиус попытался встать, но еще один удар, на этот раз кованой подошвой, отбросил его на землю.

— Помогите! На помощь! — завопил Клаудиус.

Но вокруг было тихо. Никто не шелохнулся.

Клаудиус вновь позвал на помощь.

На него посыпались новые удары и пинки. Вначале Клаудиус еще пытался защищаться, но затем силы оставили его. Все его тело превратилось в средоточие боли.

— Помогите… — еле слышно бормотал он. — Помогите! Неужели мне никто не поможет?! На помощь! На по…

В этот день Мина гуляла довольно долго. Многие считали такое поведение опрометчивым, но девушке казалось, что лучше бы уж ее похитили. Не могло быть жизни хуже, чем в этом аду, даже среди индейцев, о которых она слышала только плохое. Говорили, что племя индейцев, жившее на юге от Буэнос-Айреса, славилось своей жестокостью. Они якобы обращались со своими женщинами как с рабынями, заставляя их носить грязные лохмотья. Когда эти индейцы не отправлялись на охоту или грабеж белого населения, они проводили время за выпивкой и азартными играми. Мина горько улыбнулась: судя по всему, ее отчим и сводный брат как раз принадлежали к этому племени.

Девушка с опаской приблизилась к своему дому. Она оставила окно в одной из комнат, куда редко кто-либо заходил, открытым, и теперь ловко, точно кошка, забралась внутрь. Мина долго тренировалась, чтобы двигаться почти бесшумно, и со временем довела искусство маскировки до совершенства. Если она того не хотела, ее не так-то просто было заметить. Какое-то время девушка оставалась в тени, прислушиваясь. Было тихо. Ей даже почудилось, что в доме пусто.

Выйдя из комнаты, Мина вновь прислушалась. В доме все еще царила тишина. На кухне уже сгустились сумерки, и только из печки лился багровый свет от горящих поленьев.

На верхнем этаже послышались шаги.

— Мина, это ты? — Это была мама.

— Да, все в порядке. Я просто хотела попить.

Мина шмыгнула в кухню, подошла к ведру с водой и налила себе стакан. Затем она прислонилась к сливу и уставилась на пиджак Филиппа, небрежно оставленный на спинке стула.