Симона Вилар - Паладин

— Побойся Бога, Эйрик! Я и так оплатил госпитальерам ваше пребывание в Бифезде, выделил деньги на лечение леди Джоанны. Что вам еще нужно от бедного еврея?

Эйрик повел плечом и поглядел в сторону арочного перехода. Отсюда, с места, где они с Иосифом разговаривали, был виден закут, где в нише стены лежала Джоанна. Она уже могла опираться на взбитое изголовье, и сейчас Мартин, словно заботливая нянька, кормил ее с ложечки бульоном. Потерявшей много крови англичанке надо было хорошо питаться, Иосиф ежедневно приносил в Бифезду свежие продукты для нее, а Мартин выполнял при ней роль сиделки. Когда же леди спала — а ей был предписан покой и отдых, — Мартин, будто истинный самаритянин, помогал служившим тут госпитальерам и христианским священникам: носил находившимся на их попечении больным воду, колол дрова, мыл полы, переносил увечных и ослабевших. А потом снова спешил к Джоанне, ухаживал за ней, кормил, мыл, расчесывал ей волосы, выполнял все указания лекарей.

Иосиф же ушел из Бифезды сразу же, как только появилась возможность, ибо чувствовал себя чужаком. Все здесь, начиная от восточных христиан, немногих оставшихся католиков, а также находившихся на попечении лекарей больных мусульман, только и жили надеждой на исцеление, памятуя, как некогда Иисус Христос (для сарацин — пророк Иса бен Мариам) смог своей силой излечить в Бифезде больного паралитика, проведшего в неподвижности тридцать восемь лет. И хотя сами евреи называли Бифезду местом исцеления, но то почтение, какое оказывалось тут памяти Иисуса, оставляло у них неприятное ощущение. По той же причине Иосиф старался не задерживаться в Бифезде, когда заходил навестить раненую англичанку и своих друзей. Но он не скрывал, что нашел в Иерусалиме своих единоверцев, которые, как у них принято, оказали своему собрату посильную помощь и приютили. Глядя на его новую одежду и добротную крепкую обувь, появившуюся взамен обветшавшей в пути, Эйрик сделал вывод, что Иосиф бен Ашер неплохо устроился. Значит, пора попросить у него денег.

Иосиф же пояснял:

— Пойми, Эйрик, я сам тут живу из милости у некоего Натана из Киликии, родича моего тестя Биньямина. Но он приютил меня лишь после того, как я пообещал, что пробуду в Иерусалиме недолго, а потом сразу же отправлюсь в Сис за моей женой Наоми, которую давно не навещал. И Натан поступил великодушно, поселив меня в своем доме, ибо остальные мои единоверцы… Ох, Эйрик, лучше бы ты не спрашивал!.. В Иерусалиме многие уважают Ашера бен Соломона, здесь знают, что я в ссоре с отцом, и смотрят на меня как на паршивую овцу. И никакой помощи от них я не получу, пока не поклянусь на Талмуде, что отправлюсь к родителю в Никею, паду отцу в ноги… и выдам, где скрывается его враг Мартин. Отец все еще ненавидит Мартина, и даже тут, в Иерусалиме, есть его люди, которым поручено найти и уничтожить нашего друга. Думаешь, мне легко после всего этого общаться со своим народом, когда я едва ли не изгой среди них?

Эйрик задумчиво сдвинул на затылок свою чалму и озадаченно почесал лоб, откинув спутанные рыжие волосы. Потом спросил: а уж не врет ли дражайший Иосиф, чтобы не платить по счетам?

Но теперь Иосиф сам пошел в наступление: что это вдруг Эйрик так настаивает на немедленной выплате? Мартин вон ни о каких деньгах разговоры не заводит.

— Куда ему сейчас о динарах думать! — отмахнулся норвежец. — Он все больше молится с госпитальерами… Наверняка решил стать одним из них, клянусь своими зубами! Да и при Джоанне он все время. И хотя англичаночка пошла на поправку, Мартин только и думает, как ей помочь, как обиходить, или просто смотрит на нее, когда она спит, будто в мире больше ничего не существует. А вот мне торчать тут больше невмоготу. И деньги мне ныне нужны как никогда. Ты пойми, парень, у меня ведь в Иерусалиме жена, славная моя Теодора, она из коптов, и у нее тут лавка. Я уже который день хожу к ее дому, смотрю из-за угла, слежу за ней и своими детьми, однако подойти, явившись, будто какой-то нищий бродяга, не могу себе позволить. Раньше, бывая в Иерусалиме, я всегда богато одаривал их, никогда с пустыми руками не приезжал, а тут…

— У тебя тут семья? О, бог Авраама! Сколько же у тебя жен по свету, Эйрик?

— Сколько бы ни было, все мои. И я всегда им помогаю. А тут… Все из-за угла пялюсь да слезы лью. — И рыжий действительно прослезился.

Иосиф задумчиво смотрел на него, а потом пообещал, что к вечеру постарается добыть некоторую сумму.

— Ну вот всегда так с евреями, — хмыкнул Эйрик, глядя вслед удаляющемуся к арке выхода Иосифу.

Сам же пошел сообщить Мартину новости, а также предупредил, что, возможно, покинет их с Джоанной на некоторое время, и объяснил почему. Мартина весть о жене и детях Эйрика не удивила, а вот то, что в Иерусалиме есть наемники Ашера, его встревожило. И он попросил друга посидеть подле Джоанны, пока не разузнает о них более подробно.

Джоанну волновало долгое отсутствие любимого, однако Эйрик так много рассказывал ей о «малыше», как он порой называл Мартина, что она невольно отвлеклась. Молодая женщина была еще слаба, но своевременно сделанная перевязка, уход опытных лекарей, сытная еда и покой постепенно способствовали ее выздоровлению. И когда к вечеру вернулся Мартин, он увидел, что Джоанна даже смеется, слушая Эйрика, да и щечки ее порозовели.

— Знаешь, Мартин, а ведь Эйрик поведал мне о тебе нечто важное, — сказала она, когда рыжий удалился, заметив у арки входа Иосифа, державшего в поводу навьюченного ослика.

Мартин видел, как его друзья о чем-то переговариваются, а потом повеселевший Эйрик взобрался на осла и куда-то поехал. Огромный норвежец забавно смотрелся на семенящем ножками ослике, но иноверцам зимми в Иерусалиме запрещалось ездить на столь благородном животном, как лошадь, вот Иосиф и привел приятелю осла.

— И что же рассказал наш рыжий? — спросил Мартин, присаживаясь подле Джоанны.

Оказалось, Эйрик поведал, как забрал его еще малышом из приюта госпитальеров, где он жил с рождения, а также сообщил, кем были родители Мартина. Джоанну очень обрадовало, что они были благородными людьми, что отец Мартина служил самому императору в Константинополе, а мать считалась почтенной женщиной.

— Да, я знаю, кем они были, — спокойно произнес Мартин, расчесывая спутавшиеся за время болезни черные волосы Джоанны. — Эйрик порой вспоминал об этом, но что с того? Мои родители давно умерли.

— И все же мне было радостно узнать, что мой возлюбленный из достойной семьи. В твоих жилах течет благородная кровь! Твоего отца звали Хокон Гаутсон. И, зная имя своего родителя, ты смело можешь называть себя Мартин сын Хокона. Это звучит!

— Для тебя это важно? — спросил Мартин.