Симона Вилар - Паладин

У преподобного Рауля, нового патриарха Яффы, лицо было тонкое, аристократическое, красивое, однако слабое и безвольное. Таким был и он сам. Поэтому никто не удивился, когда Рауль произнес:

— Я думаю, что после захвата сарацинами Нижнего города нам ничего не остается, как начать с султаном переговоры о сдаче. Салах ад-Дин слывет человеком милостивым и великодушным. И если мы пошлем к нему парламентеров…

Тут он осекся, увидев лица своих собеседников.

В узком покое яффского замка их было трое: упомянутый патриарх Рауль, маршал ордена тамплиеров Юг де Мортэн и коннетабль Иерусалимского королевства, а ныне еще граф Яффы и Аскалона Амори де Лузиньян, брат бывшего короля Гвидо де Лузиньяна. Причем последний оказался в Яффе совершенно случайно: получив в удел Яффу и Аскалон, он обычно пребывал в Аскалоне, куда велел доставить свою жену и детей, а в Яффу приехал рано утром, как раз в тот момент, когда к городу подошло воинство султана Саладина. С Амори было всего десять рыцарей, но когда их заметили и стали окружать, он успел проскочить в южные ворота только с тремя из них, после чего ворота закрыли и Амори пришлось только ругаться и стонать, наблюдая, как сарацины добили отставших семь доблестных рыцарей.

Амори явно не ожидал появления тут войск Саладина, он, как и большинство, был уверен, что если войско султана и пойдет в наступление, то в сторону осажденного силами короля Ричарда Бейрута. И только в самой Яффе он узнал, что еще до рассвета в город вернулись занимавшиеся укреплением Рамлы крестоносцы, причем сарацины буквально висели у них на хвосте, успели нанести ощутимый урон и даже пленили коменданта Яффы Обри де Ринеля.

Что касается последнего, то Амори не очень огорчился на его счет. За то время, пока Обри командовал в Яффе, де Лузиньян не единожды вступал с ним в конфликт, раздраженный его мелочностью и себялюбием, а еще не раз подозревал, что де Ринель не чист на руку. Нынешний приезд Амори в Яффу и был обусловлен тем, что коннетабль лично хотел проследить за разгрузкой недавно прибывшего судна, на котором доставили жалованье для солдат и новые стройматериалы. Прыткому Обри он не доверял, но, как оказалось, тот попал в плен, а стоявшие в гавани Яффы суда, разграбленные сарацинами, теперь наверняка либо были сожжены, либо пошли ко дну. Проклятые язычники умудрились даже разбить метким ударом из баллисты быстроходную генуэзскую галеру, попытавшуюся выйти в открытое море, дабы сообщить остальным крестоносцам весть о внезапном нападении на Яффу. Теперь окруженный немалым войском город оказался предоставленным самому себе, без надежды на помощь со стороны единоверцев.

Саладин умело спланировал нападение: он привел к Яффе огромное войско, его мастера спешно и умело собрали осадные орудия, а потом в течение нескольких часов забрасывали крупными валунами укрепления города, отчего казалось, что сотрясается весь мыс над морем, на котором располагалась Яффа. И хотя осажденные отчаянно сопротивлялись, уже после полудня рухнула недавно восстановленная стена у башни Госпитальеров и воины в тюрбанах и с саблями ворвались в Нижний город. Им пытались противостоять отряды рыцарей ордена Святого Иоанна, сдерживающие атаку в проломе, но часть нападавших все же сумела проникнуть в город. Они пробились к главным воротам, открыли их, и в Яффу хлынули целые полчища воинов султана. Началась настоящая резня: сарацины убивали всех, будь то воины Креста, итальянские торговцы из Пизы и Генуи или же недавно обосновавшиеся тут местные мусульманские жители, каких люди Саладина считали мерзкими предателями, раз те согласились жить под властью неверных кафиров.

Нижний город был залит кровью и пылал. Горели палатки и лавки, недавно восстановленные дома и склады, и хотя султан попытался остановить убийства и мародерство, солдаты, уставшие от его великодушия, не пожелали подчиниться приказу. Обуреваемые ненавистью, они теснили оборонявшихся христиан, жестоко расправлялись с защитниками города и грабили всех подряд, считая, что заслужили свою долю добычи в захваченной Яффе. Только когда Саладин отправил навести порядок своих верных мамлюков и те разогнали воинов из отрядов эмиров, сопровождавших султана, в городе все же удалось предотвратить распространение огня и остановить резню. Мамлюки вынудили беснующихся грабителей выйти за укрепления и стать там военным лагерем, ибо пусть Нижний город и оказался в руках сарацин, но немало защитников под руководством Амори де Лузиньяна и маршала тамплиеров Юга де Мортэна успели отступить и укрыться в стенах городской крепости, что стояла на возвышенности. Однако сколько они смогут продержаться там, не имея подмоги, в окружении полчищ врагов?

И вот трое из руководителей обороны глухой ночью собрались в башне яффской крепости, чтобы обсудить положение дел. Патриарх Рауль сразу высказался за начало переговоров о сдаче. Маршал Юг де Мортэн и Амори де Лузиньян сделали вид, что не расслышали его слов, какое-то время молчали, а потом продолжили обговаривать ситуацию.

— Удалось ли укрыть в цитадели Яффы кузину короля Ричарда Джоанну де Ринель? — спросил Амори. — Подумать только, несчастная дама едва спаслась из плена и вот опять, упаси Боже, может оказаться в руках неверных!

— Она успела добраться до ворот в крепость, — успокоил коннетабля маршал Юг. — Причем это было непросто, учитывая, что ее заметил цепной пес аль-Адиля Абу Хасан. Ох, как же он искал ее в Заиорданье в свое время! А сейчас, обнаружив беглянку в Яффе, этот бедуин изо всех сил старается не упустить так понравившуюся его господину красавицу. Но, хвала Деве Марии, с мадам де Ринель ее верные люди. Один этот рыжий верзила Эйрик чего стоит. Он, даже будучи раненый, отбивался от целого отряда, пока не подоспела помощь. Я только позже узнал от собрата по ордену Ласло Фаркаша, что кузину короля удалось спасти и устроить внутри крепостных укреплений.

— Странно, что люди мессира Обри отказались расположить ее там сразу, — вставил свое слово патриарх. — Но я слышал, что супруги де Ринель не очень-то ладили меж собой. Мессир Обри даже уверял меня, что дочь его жены не от него и, следовательно, она блудница. Думаю, именно поэтому слуги и не впустили провинившуюся женщину в покои ее супруга внутри крепости.

— Вы бы поменьше слушали болтовню де Ринеля, — проворчал Амори, поправляя стальной наплечник своего доспеха. — Не много же у Обри ума, если он повсюду трубит, что стал рогоносцем настолько, что задевает рогами облака. Но при этом как-то забывает, что своим положением и родством с августейшим домом Плантагенетов он обязан именно браку с Джоанной де Шампер.