Лора Бекитт - Прощения не ждут

Зана долго смотрела в огонь, из которого ветер, казалось, вырывал куски пламени, потом ответила:

— Он жив. И ему дана определенная сила, только он может направить ее не туда, куда надо. И это причинит ему большие неприятности.

За долгое время Эвиан привыкла выхватывать из речи старухи только то, что хотела услышать.

— Мы встретимся?!

— Второй раз ты повстречаешь свою судьбу на другой дороге, той, что сделана из железа. Ее построили маленькие желтолицые люди. У них было гораздо больше выносливости, чем у белых, которые привыкли хвастаться своей силой.

— Когда это случится?

Зана пожала плечами.

— Я не управляю временем. Быстрее всего оно проходит во сне, так что ложись и спи. Главное проснуться именно тогда, когда нужно.

С этими словами индианка уложила девушку на оленьи шкуры и ими же укрыла ее. А потом долго сидела у входа, дымя своей трубкой и глядя на звезды над головой.

Хотя Эвиан проснулась рано, ей показалось, что она никогда еще так хорошо не спала. На вершинах гор лежал белоснежный туман, а сами они напоминали средневековые замки. В лесу было тихо. Прошлогоднюю траву покрывали белые кристаллики инея, которые вскоре растопит солнце, уже позолотившее верхушки елей. Хотя зима отчаянно боролась с весной, ее время прошло.

Оттого что в воздухе не было ни малейшего ветерка, дым от разведенного Заной костра поднимался вверх прямой струей. Старуха заварила в котелке какие-то травы. Эвиан подумала, что напиток будет горьким, но он отдавал приятной кислинкой и свежестью.

Едва она успела пригубить напиток, как Зана привстала со своих шкур и понюхала воздух.

— Что? — встрепенулась Эвиан.

— Говорят, волк способен учуять запах стали капкана, а красная белка распознает отравленную приманку с нескольких шагов, — пробормотала Зана.

Молодая женщина все поняла.

— Сюда едет Иверс!

Она вскочила, намереваясь броситься в лес, но индианка схватила ее за руку.

— Тебе некуда бежать! Не бойся. Иди в хижину. А главное запомни: все, что я скажу, я скажу лишь для него! Ты будешь вправе сама распорядиться тем, что имеешь.

Соскочив с коня, Джозеф Иверс бросился к хижине, на ходу расшвыривая какие-то предметы. Его лицо выглядело спокойным, глаза смотрели настороженно и зорко, и вместе с тем он вел себя, как безумный. Сокрушил деревянные рамки, на которые Зана натягивала шкуры, а потом в ярости подступился к ней самой.

— Ты снова ее укрываешь?!

— Я не имею привычки прогонять тех, кто пришел ко мне в гости, — сухо произнесла старуха.

— Где она?

Эвиан появилась на пороге хижины. Ее лицо было бледным, почти восковым, под глазами лежали тени, а тонкие руки были перевиты голубыми венами. Она стояла перед ним в одном платье, и Иверс наконец заметил то, что должен был увидеть уже давно.

— Ты!.. — он схватил ее за запястье и притянул к себе. — Так ты еще и…

Его лицо оказалось очень близко, но Эвиан даже не вздрогнула.

Джозеф занес ногу, намереваясь нанести удар в живот своей жены, но между ним и женщиной встала Зана.

По сравнению с Иверсом и даже с Эвиан она казалась удивительно маленькой, но от нее исходила странная сила.

— Ты хочешь уничтожить свою собственную плоть?

— Она не моя!

— Разве я когда-нибудь обманывала тебя?

Его лицо исказилось.

— Все предсказанное тобой обернулось полным дерьмом!

— Я могу рассказать людям о том, что случится в их жизни, но я не в силах угадать, принесут ли эти события счастье или несчастье. Ты хотел эту девушку и получил. Ты желал иметь сына, и у тебя будет сын. Просто ты слишком много грешил, Джо, потому река твоей жизни не может быть светлой и чистой.

— С каких это пор ты заговорила о грехе!

— Для меня не существует греха, — невозмутимо ответила индианка, — но ведь именно так говорит ваш Бог.

Джозеф забрал Эвиан на ранчо, не сказав ей ни слова и не причинив физического вреда. Хотя она не стала пользоваться большей свободой, но что-то словно отпустило ее внутри, она получила силы для нового ожидания.

Иногда она видела в окно Надин, на губах которой играла легкая улыбка, а лицо выражало, на первый взгляд, скрытую, а на самом деле хорошо заметную радость. Казалось, молодая женщина прислушивается к чему-то, чего другим ощутить не дано.

С ней самой все было совсем не так, потому, когда однажды Надин подняла голову и встретилась с ней глазами, Эвиан быстро задернула занавеску.

В начале весны приехал мистер Уиллис, владелец ранчо «Синяя гора». Он был рад, что в его владениях все в порядке, и несказанно удивился произошедшим переменам. С уважением пожал руку Арни и долго беседовал с Джозефом Иверсом.

А потом наступило время, которого ждали все, время клеймения молодого скота.

На самом деле в этой привычной для ковбоев работе не было ничего веселого. В воздухе разносился запах паленой шерсти и кожи, раздавалось хриплое мычание бычков, и слышалась беспощадная ругань мужчин.

Не так-то просто было накинуть лассо на брыкавшихся животных и подтащить их к костру, где ждал кузнец с раскаленным железным клеймом. Надо было повалить животных, прижать их к земле, связать им ноги да еще и удерживать на месте, пока ставилось тавро и делались надрезы на ушах. После телят наконец отпускали к маткам.

Когда эта, длившаяся не один день работа была закончена, обычно организовывался большой праздник с горой лепешек и мяса и хорошей выпивкой. Именно его и ждали ковбои. Следующее гуляние могло состояться не раньше осени, когда трехлетних бычков перегоняли на железную дорогу для продажи.

Как правило, богатые члены Ассоциации скотоводов Вайоминга отмечали этот праздник в Шайенне, где устраивались балы, вместе с деловыми партнерами, друзьями и супругами. Джозеф Иверс редко брал свою первую жену с собой, предпочитая держать ее на ранчо: куда приятнее было заигрывать с другими дамами и развлекаться со шлюхами.

Он мечтал щегольнуть, показав приятелям вторую, но она ненавидела его и вела себя как дикарка. Дочь он до поры до времени воспитывал в строгости, а сейчас она (как, впрочем, и Эвиан) была беременна и не могла никуда ехать. Арни, насколько знал Джозеф, предпочтет остаться с Надин, к тому же кто-то должен был присматривать за ковбоями, чтобы они не перепились, не рассорились и не перестреляли друг друга. Потому Иверс отправился в Шайенн без зятя, в компании соседа.

Его отъезду радовались многие, в том числе и Надин. Воспользовавшись случаем, она попросила человека, присматривавшего за комнатой Эвиан, открыть дверь. Надин решила сама принести мачехе праздничное угощение.

То не была попытка примирения. Это можно было расценивать как сочувствие и подспудную тягу женщины к женщине, находящейся в таком же положении.