Лора Бекитт - Мотылек летит на пламя

Уильяму стало интересно докопаться до правды, и он спросил:

— Кто был твоим хозяином?

— Их было много, сэр.

— Я имею в виду первого, в доме которого ты родился.

— Этого человека звали Гарольд Клеменс из Джорджии.

— Гарольд Клеменс? Мы не были близко знакомы, но я слышал о нем. Кажется, он умер?

— Да. Два года назад, — ответил Алан и добавил: — Он был моим отцом.

От неожиданности Уильям покачнулся на стуле.

— Этого я не знал. Так это он распорядился обучить тебя грамоте?

— Да, сэр. Я с детства много читал. Отец собирался отправить меня на Север, когда мне исполнится двадцать. Мы говорили об этом накануне его смерти.

— Почему же он не дал тебе свободу?

Алан нервно сцепил длинные пальцы, но его лицо осталось спокойным.

— Я по сей день задаю себе этот вопрос. Он воспитывал меня, как сына, и я знаю, что он меня любил.

— Что произошло с тобой после того, как он умер?

— Его законная белая супруга распорядилась продать меня людям, единственным стремлением которых было оставить на моем теле как можно меньше живого места и втоптать мою душу в грязь.

Уильям почувствовал странное смущение, какое никогда не испытывал в присутствии рабов. Он невольно подумал о том, что отношение плантаторов к этому юноше напоминало поведение дикарей, в руки которых попала ценная вещь.

— Ты не хотел покоряться?

— Не хотел.

— Почему?

— Поставьте себя на мое место, сэр!

Это был дерзкий ответ, но Уильям сделал вид, что ничего не заметил, и спросил:

— А как у тебя с арифметикой?

— Хорошо. И я также увлекался географией и историей.

Уильям вновь ощутил неловкость. Этот юноша держался с редким достоинством; в нем было легко угадать человека, привыкшего думать и истолковывать жизнь согласно личному пониманию. Многие знакомые мистера О’Келли, мнившие себя столпами местного общества, жили словно вслепую: все представления о том, что правильно, а что нет, что хорошо, а что плохо, заимствовали от окружающих и никогда не имели своего мнения. Уильям понимал, что умение возвыситься над своей средой — редкое качество, данное немногим.

— Мы привыкли называть мулатами всех, кто имеет смешанную кровь, но, полагаю, ты черный только на четверть, а то и меньше?

— Не знаю, сэр. Моя мать тоже была достаточно светлой, но она не помнила своих родителей, — ответил Алан, при этом в его взгляде ясно читалось: «Какое это имеет значение, если я все равно несвободен?».

Очевидно, хозяева ненавидели этого раба не за его знания, грамотную речь и хорошие манеры, а в первую очередь — за отсутствие подобострастия и страха. Подумав, что должен принять достойное и великодушное решение, Уильям сказал:

— Вижу, ты отличаешься от большинства рабов не только цветом кожи. Люди, которые пытались силой загнать тебя на низшую ступень, чем та, на которой ты находишься на самом деле, были неправы. Я поступлю иначе: отправлю тебя в контору нашего управляющего, мистера Фоера. У нас большая плантация, и ему требуется помощник.

Алан не удивился, он только спросил:

— Мистер Фоер подчиняется непосредственно вам, сэр?

— Да, но я хочу, чтобы плантацией занимался мой сын Юджин. Потому в случае каких-то вопросов лучше обращайся к нему.

Услыхав о решении Уильяма, Сара в сердцах сказала Касси:

— Подумать только, отец заявил, что этот Алан — очень ценное приобретение и Айрин — единственная, кто сумел это понять!

— Полагаю, она разглядела в нем кое-что другое, — пробормотала Касси и задумалась.

Мысль, которую она случайно высказала, была откровенно неприличной, скандальной: многие рабыни сожительствовали с господами, но чтобы белая женщина заинтересовалась цветным, а цветной осмелился посягнуть на честь белой?! Вместе с тем от этой бесстыжей ирландской рвани и высокомерного мулата можно было ожидать чего угодно! Касси решила при первой же возможности проследить за ними.

Узнав о том, что Алан будет работать в конторе управляющего, Айрин и обрадовалась, и огорчилась. Возможно, со временем дядя поймет, что такого умного и талантливого молодого человека надо отпустить на свободу; в то же время теперь им с Аланом придется куда меньше видеться.

Когда управляющий узнал, что ему в помощники определили мало что раба, так еще и раба, который посмел его оскорбить, он впал в холодное бешенство, и когда молодой человек явился в контору, демонстративно не желал его замечать.

Алан взялся просматривать хозяйственные книги, многие из коих были начаты давно, еще при прежнем управляющем и когда Юджин еще не вернулся с учебы.

Он обратил внимание, что документы, касавшиеся продажи хлопка или покупки рабов, были составлены безукоризненно (эти записи и поныне проверял мистер Уильям). А вот в тех, где речь шла об обеспечении негров продуктами и одеждой, цифры не сходились.

Мистер Уильям установил, что полевым работникам должно выдаваться на лето по две рубашки, пара брюк из холста и башмаки. Ежемесячно — минимум двенадцать фунтов соленой свинины, два бушеля кукурузы и пинта соли. Однако когда Алан подсчитал количество рабов, а также израсходованных продуктов и вещей, уравнение не сошлось. Судя по всему, эти отчеты проверял Юджин или, скорее, не проверял, хотя везде стояла его подпись.

Алану была известна манера управляющих наживаться на бесправных неграх (получит ли черный работник двенадцать или десять фунтов солонины, он все равно не помрет от голода), и он счел необходимым сообщить Фоеру:

— Сэр, я нашел ошибку в счетах.

— Где?! — управляющий не скрывал свой злобы.

— Вот здесь, — ответил Алан и показал столбики цифр.

— Мистер Уильям отправил тебя сюда, чтобы ты проверял мою работу?!

— Нет, но я должен войти в курс дела.

— Ты обязан выполнять мои приказания. Скажем, если я велю тебе вымыть полы в конторе, ты это сделаешь.

Алан молчал. Фоер раздраженно перевернул станицу гроссбуха и, холодно усмехнувшись, сказал:

— Счета подписаны мистером Юджином. Не значит ли это, что ты соображаешь лучше него?

Алан поднялся из-за стола.

— Это означает, сэр, что рабам выдавали продуктов и одежды меньше нормы, установленной хозяином. Мистер Юджин поставил свою подпись, не проверив отчетность.

Они обменялись долгими взглядами. Фоеру страшно хотелось отвесить наглецу пощечину, но он был неглуп и потому ограничился тем, что заметил:

— Когда мистер Юджин придет в контору, я изложу ему твои соображения.

Молодой хозяин появился около полудня. На нем был летний сюртук, бриджи и сапоги для верховой езды. Едва ли Юджин собирался задерживаться в конторе, потому что, окинув помещение рассеянным взглядом, нетерпеливо спросил:

— Все в порядке?

— Мистер Юджин, — вкрадчиво произнес Фоер, делая шаг вперед и от волнения хромая больше обычного, — не лучше ли мне взять расчет, поскольку у меня появился очень ретивый помощник? Он сказал, что вы ленитесь просматривать счета и что ваши рабы голодают.