Лора Бекитт - Мотылек летит на пламя

Хотя Конфедерация подписала капитуляцию через несколько дней после взятия Ричмонда, ликвидация последствий войны грозила затянуться на долгие годы.

На пути в Новый Орлеан Лила видела города-призраки, города-тени, казалось, лишенные души. Улицы, на которых некогда стояли жилые дома, гостиницы, магазины, были завалены обломками кирпичей и камней. От усаженных акациями аллей, ровно подстриженных кустарников и пышных клумб не осталось и следа. Меж руин бродили тощие злые собаки и подозрительные личности, которых было трудно назвать людьми.

Многие жители пытались восстановить свои жилища. Повсюду встречались люди с тачками, нагруженными досками, песком и камнями.

Негры, у которых больше не было ни хозяев, ни дома, предпочитали селиться на окраинах городов в ветхих хижинах или грязных армейских палатках. Здесь было много матерей с кучей ребятишек с испуганными взглядами и вздутыми животами, тоскующих по хозяевам беспомощных стариков, но больше всего — здоровых, сильных мужчин и женщин. Их тела источали животный запах, полы в их жилищах были покрыты коркой грязи. Они громко смеялись и постоянно пили дрянное виски, которое гнали из кукурузы в самодельных винокурнях.

Их боялись белые и боялась Лила. Она сторонилась наглых, скалящих зубы мужчин, женщин с пятнами пота на блузках, расстегнутых так, что груди вываливались наружу, похожих на высохшие мумии старух. И все же ей приходилось жить среди них — цвет ее кожи служил пропуском только в такое общество.

Перемещаясь от лагеря к лагерю, Лила старалась пристроиться к каким-нибудь неграм или к белым беднякам. Солдаты привыкли к беженцам и редко останавливали публику, с которой было нечего взять.

Новый Орлеан поразил Лилу: он стоял нетронутый, гордый в ослепительном блеске солнца и жемчужной короне прибоя. Она впервые увидела океан, огромное, трепещущее, казавшееся живым пространство, которое сжималось и разжималось в такт дыханию вечности.

Дома были обнесены оградами из кованого или литого чугуна, во дворах многих из них стояли гипсовые статуи. Витрины магазинов пестрели роскошными платьями, отделанными кружевом и газом. По улицам прогуливались затянутые в черное креолки; густые вуали скрывали лица с припудренной кожей и напомаженными губами, приподнятые ветром подолы открывали ножки в тонких шелковых чулках и изящных атласных туфельках.

Глядя на них, Лила понимала, что выглядит как оборванка — вылинявшая ситцевая юбка с обтрепавшимся подолом, застиранная блузка, покрытые пылью босые ноги, кое-как причесанные волосы.

Она нашла дом Китингов, двухэтажный, кирпичный, с черепичной крышей и льняными занавесками в окнах. Лила занесла руку и, замирая от страха, постучала в ворота. Прошло несколько минут, в течение которых она почти лишилась дыхания, потом ворота приоткрылись, и появилась женщина с уверенным «хозяйским» выражением лица, поразившего Лилу сходством с лицом Джейка. Вероятно, то была его мать.

— Что тебе нужно? — неприязненно произнесла она. — Если за подаянием, то у меня ничего нет.

— Я к доктору Китингу, — прошептала Лила.

Женщина пристально смотрела на нее, словно пытаясь разрешить какую-то загадку.

— Откуда ты его знаешь?

— Он… он работал у мистера Уильяма О’Келли в имении Темра. Я бы хотела его увидеть.

Лила заметила, что подозрения женщины рассеялись.

— Мой сын в отъезде, — равнодушно произнесла миссис Китинг. — К тому же теперь он принимает только белых. Ступай отсюда, девушка, тебе здесь нечего делать.

Она отступила на шаг и закрыла ворота. Лила продолжала стоять, глядя на двери, которые никогда не откроются для нее.

Она вспомнила слова Джейка: «Кэнел-стрит, запомни, Лила. Там всякий знает лавку моего отца: вот уже несколько поколений моих предков торгуют на этой улице».

История любого клана всегда терниста, временами страшна, однако ценна тем, что она существует. А она? У нее не было ни родословной, ни даже фамилии. Она вышла из той среды, которая не хранит никаких преданий, жила среди людей, чьи похожие одна на другую жизни скудны и бесследны, а могилы безымянны.

Лила шла по широкой, окаймленной цветущими магнолиями аллее, мимо белых домов, скрывавшихся под сенью кипарисов и бугенвиллий, и ей до смерти хотелось поскорее покинуть этот квартал. Однако еще меньше она желала возвращаться в палаточный городок. Попытаться добраться до Темры? Зачем? Только потому, что она была там рабыней? Лила не могла найти ответа на свои вопросы, как не могла найти себя. Сейчас ей казалось, что ее просто не существует.

Неожиданно позади раздался окрик:

— Постой!

Лила обернулась. Ее догоняла молодая индианка.

— Ты искала Джейка, — запыхавшись, проговорила незнакомка. — Он вернулся с приисков, но снова уехал.

— Куда?

— В поместье, где прежде работал. Он отправился за своей невестой.

— За невестой? — повторила Лила. — Что ты о ней знаешь?

Индианка покачала головой.

— Сейчас я не могу задерживаться; давай поговорим вечером? Приходи на берег в таверну «Медуза», туда пускают цветных. А пока возьми вот это, — она сунула в руки Лилы сверток и пояснила: — Я собрала тебе немного еды.

И, не оглядываясь, пошла прочь.

Лила развернула бумагу. В свертке был кусок пирога со сладким картофелем, ветчина и два яблока.

Она едва не расплакалась. Хотя в глазах индианки не было ни симпатии, ни особого любопытства, и Лиле было неведомо, плохие или хорошие новости та сообщит ей вечером, она чувствовала, что обрела верного и надежного друга.

Лила весь день бродила по городу, полному запаха моря, пыли и смолистых растений. Теперь она понимала, почему Джейк так любил Новый Орлеан, хотя была вынуждена признать, что, несмотря на кажущееся совершенство, этот город таит в себе привычный изъян: границу между белыми и черными, прозрачную, словно струйка воды, и вместе с тем прочную, точно камень.

К вечеру Лила отыскала таверну «Медуза» и принялась ждать неподалеку от входа.

Вскоре появилась индианка. Она провела Лилу внутрь, усадила за деревянный стол и заказала жареные ребрышки и два стакана вина.

— Меня зовут Унга, я живу у матери Джейка, — сказала она.

— Ты служанка?

Унга повела плечом и усмехнулась.

— Я жена его друга. А кто ты?

Лила рассказала о себе, и индианка озадаченно промолвила:

— Джейк не раз говорил, что у него есть любимая женщина, из-за нее он торопился с возвращением. Миссис Китинг считает, что его невеста — дочь богатого плантатора: она сообщила об этом всем соседям.

У Лилы захолонуло внутри.

— Как ее зовут?

— Джейк не называл ее имени. Но если это ты, он мог и солгать матери, ибо если навстречу миссис Китинг по тротуару идет негритянка или мулатка, она переходит на другую сторону.