Гюи Шантеплёр - Невѣста „1-го Апрѣля“

— Ахъ! тѣмъ лучше! — одобрила Колетта съ убѣжденіемъ. — Видя, какъ Сюзи искренно веселится, я часто себя спрашивала, не будутъ ли ея милыя увлеченія причиной ссоръ между вами.

— Зачѣмъ? У меня нѣтъ ни малѣйшаго желанія быть помѣхой ея радостямъ. Что я находилъ бы ужаснымъ, это обязанность сопровождать Сюзанну во всѣ говорильни къ Сенвалямъ и К 0, но она слишкомъ умна, чтобы требовать этого. И сознаюсь, я очень разсчитываю, что даже потомъ вы будете продолжать провожать ее въ общество, когда у меня на это не хватитъ мужества. Видишь ли, Колетта, она еще совершенно молода, весела, могу ли я ей предложить существованіе сыча, которое нравится мнѣ самому? Это было бы съ моей стороны нелѣпо и жестоко.

— Ты будешь идеальнымъ мужемъ! — предсказала Колетта, хлопая въ ладоши.

Между тѣмъ Сюзанна входила, тоненькая въ своей черной драповой амазонкѣ.

— Ахъ! что-то мнѣ подсказало! — воскликнула она, — это я вашу лошадь видѣла на дворѣ? Вы поѣдете меня сопровождать?

— Но Сюзанна, — начала Колетта, принимая видъ матери, — не знаю, прилично ли это?

Молодая дѣвушка скрестила руки и смотря прямо въ лицо г-жѣ Фовель:

— Прилично! — повторила она. — Вѣдь Мишель и я кузены!… и даже женихъ и невѣста сверхъ того! Стоило ли это въ такомъ случаѣ труда.

И она была такъ комична въ своемъ негодованіи, что молодой человѣкъ искренно расхохотался.

— Ну, Колетта, разрѣши! — сказалъ онъ. — Мнѣ право кажется, что въ деревнѣ… и затѣмъ Сюзанна американка. Право можно ей простить лишній „американизмъ“.

Колетта также смѣялась:

— О! дѣло въ томъ, — заключила она покорно, — что однимъ больше или меньше!…

Май Бетюнъ разсуждала такъ:

— Сюзанна — американка, а Мишель выходецъ съ какой-то малоизвѣстной планеты. По какому праву стѣснять ихъ условіями французскихъ приличій?

Въ Ривайерѣ разсуждали подобно Май Бетюнъ. Зная свѣтскіе вкусы миссъ Севернъ и привычки къ домосѣдству Тремора, дикость этого послѣдняго и независимость той, а также глубокую безхитростность обоихъ, никто не удивлялся, встрѣчая миссъ Севернъ съ Колеттой въ обществѣ въ тѣ дни, когда женихъ туда не показывался, встрѣчая ее въ лѣсу или на дорогѣ наединѣ съ женихомъ въ часы, когда Колетта еще спала или боялась жары. Эти обрученные, изъ которыхъ по крайней мѣрѣ одинъ, вероятно, любилъ, такъ какъ, будучи богатъ, собирался жениться на молодой дѣвушкѣ безъ состоянія, а другая, несомнѣнно, была очень свѣтской, такъ какъ, несмотря на любовь своего будущаго мужа къ уединенію, она была радостью и очарованіемъ всѣхъ гостиныхъ Ривайера, — эти обрученные должны были, естественно, по своему понимать любовь и свѣтскія приличія. Конечно, они отказались отъ своей свободы только подъ извѣстнымъ условіемъ, и оба согласились на высшую уступку — не навязывать своихъ вкусовъ другъ другу; они превосходно умѣли обходиться съ обществомъ такъ же, какъ другъ съ другомъ, т. е. какъ добрые малые. Свѣтъ, во всякомъ случаѣ — свѣтъ Ривайера, нисколько не шокировала эта непринужденность, напротивъ, онъ продолжалъ принимать ихъ съ распростертыми объятіями, не только Сюзанну, страстно ему преданную, но и Мишеля, какъ только онъ случайно отрывался на нѣсколько часовъ отъ суроваго очарованія башни Сенъ-Сильвера.

Чтобы оправдать свои рѣдкія появления, братъ Колетты объяснялъ ихъ необходимостью закончить важную работу.

Знаменитая исторія Хетовъ спала еще въ состояніи зародыша въ папкахъ библіотеки, но Треморъ предпринялъ распредѣленіе и приведенiе въ порядокъ своихъ послѣднихъ путевыхъ замѣтокъ, и этотъ трудъ, — созерцанія недавняго прошлаго, но уже привлекательнаго, какъ прошлое, увлекъ его. Къ тому же онъ былъ въ хорошей полосѣ ясности ума, легкости пера и мирнаго настроенія. Дописавъ послѣднее слово длинной главы или утомившись отдѣлываніемъ болѣе трудной страницы, онъ находилъ отдохновеніе въ дружескомъ гостепріимствѣ Роберта и Колетты, играхъ дѣтей и улыбающейся граціи Сюзанны. Теченіемъ обстоятельствъ, никогда не налагая на себя обязательныхъ визитовъ въ Кастельфлоръ, онъ часто видалъ свою невѣсту, принимавшую его съ искренней радостью.

Иногда, чувствуя потребность дружескаго общенія, онъ читалъ молодой дѣвушкѣ то, что онъ написалъ утромъ или наканунѣ, и она слушала его съ искреннимъ удовольствіемъ.

Онъ часто бывалъ изумленъ и восхищенъ живостью и непосредственностью ума молодой дѣвушки. Это былъ свѣжій плодъ, не вызрѣвшій еще на горячемъ солнцѣ, не тронутый ничѣмъ порочнымъ, красиво выглядывающій изъ листвы.

Въ свѣтѣ, т. е. на вечерахъ, завтракахъ и обѣдахъ, которые въ условіяхъ деревенской жизни становятся болѣе простыми, дружественными и непринужденными, Сюзанна, постоянно окруженная, веселилась съ радостнымъ сердцемъ, до опьянѣнія. Мишель видалъ ее только изрѣдка въ этой блестящей роли, и когда онъ замѣтилъ, что она любила вальсировать, смѣяться и нравиться, онъ далъ себѣ клятвенное обѣщаніе не показывать недовольнаго вида, хотя самъ очень враждебно относился къ неразборчивости въ знакомствахъ, къ салонной болтовнѣ, къ смешанному обществу, являющимся слѣдствіемъ почти неизбѣжныхъ ежедневныхъ встрѣчъ. Онъ даже, какъ добрый малый, пошелъ на дальнѣйшія уступки не держаться постоянно нейтрально; не довольствуясь только тѣмъ, чтобы никого не смущать, ограничиваясь разговорами съ серьезными людьми, когда другіе развлекаются, онъ простеръ свою снисходительность до того, что сталъ организовывать шарады; онъ принималъ участіе въ „невинныхъ“ играхъ и чтобы рѣшительно ничѣмъ не отличаться отъ мужской половины общества, болталъ черезъ пятое въ десятое съ г-жей де Лоржъ, утѣшавшейся вдовой, надъ которой всѣ смѣялись, вѣроятно потому, что она позволяла мужчинамъ говорить себѣ вольности и при случаѣ говорила ихъ сама съ младенчески наивнымъ видомъ, спасавшимъ положеніе.

Лично Сюзанной Мишель занимался съ большой осторожностью, можетъ быть преувеличенной, изъ боязни быть навязчивымъ. Когда, вспоминая о своихъ привилегіяхъ жениха, — если этого требовали свѣтскія приличія, — онъ бралъ подъ руку молодую дѣвушку или какимъ нибудь другимъ способомъ выражалъ ей свое вниманіе, она его обыкновенно встрѣчала такъ же удивленно, какъ и дружески.

Ея улыбка обозначала тогда почти слѣдующее: „ахъ! да вѣдь вы здѣсь… я очень этому рада!“ Онъ на нее впрочемъ совсѣмъ не сердился. Ея постоянное радостное оживленіе занимало его иногда, какъ нѣчто совершенно ему непонятное. Но лучшимъ моментамъ своего „товарищества“ съ Сюзанной онъ обязанъ былъ тѣмъ свиданіямъ съ глазу на глазъ, которыя всѣ стали находить естественными.

Миссъ Севернъ была неустрашимая наѣздница. Три раза въ недѣлю верхомъ на красивой бурой лошади, полученной однажды вмѣсто букета отъ ея жениха, она вмѣстѣ съ нимъ объѣзжала окрестности Ривайера. И это были безумно-восхитительныя поѣздки въ открытомъ полѣ или по лѣсу, длинные разговоры подъ ритмъ равномѣрныхъ шаговъ лошадей.