Джон Спиид - Наложница визиря

— Эта мысль меня беспокоит.

— Меня это тоже беспокоит, друг мой. Хотя у меня и нет твоего опыта, у меня тоже есть репутация, хотя она и незаслуженная. И я не ожидал увидеть тебя здесь, — он опустил голову в тюрбане. — Но путешествие может оказаться забавным. Не исключено, я найду какой-то способ вернуть тебе долг.

Да Гама фыркнул:

— Ты снова об этом? Сколько еще ты будешь мне надоедать своей благодарностью? Я же говорил тебе: это ничто. Пустяк. Любой человек сделал бы то же самое.

Патан поднял голову.

— А теперь скажи мне: что ты знаешь про это задание?

— Очень мало. Великий визирь сказал, что я должен обеспечить прибытие товара в изначальном виде. Больше он ничего не сказал. Он опасается шпионов.

Да Гама тихо присвистнул.

— A-а, друг мой, друг мой, друг мой. Ветер принес тебе проблемы, — он кивнул в сторону дау. — Вон сейчас оттуда выходит наша проблема.

Невысокий, тяжелый мужчина, внешне напоминающий шар, шатаясь и подворачивая ноги, спускался по сходням. Хотя ему явно требовалась помощь, никто из моряков не подал ему руки.

— Это он проблема? — спросил Патан.

— Нет, — Да Гама кивнул на палубу. — Она.

Она была маленького роста, но солнечный свет, отражавшийся от ее серебристой шали, придавал ей царственное великолепие. Когда она повернулась, морской бриз прижал серебристые одежды к ее телу, и на мгновение стали видны все его контуры. Пока она проходила мимо, все моряки на палубе вставали. Когда дошла до сходней, к ней протянулось полдюжины рук с предложением помочь, но ей не требовалась ничья помощь. Она с благодарностью улыбнулась и сошла с дау грациозно и с достоинством.

Маленький толстый человечек катился по причалу перед ней, его неуклюжесть подчеркивалась плавной походкой женщины. Носильщики с мешками с корицей сбросили груз и смотрели, раскрыв рты. Коровы подняли грустные глаза, чтобы тоже посмотреть, чайки взмыли в воздух и маячили вокруг ее головы, словно слуги.

Казалось, она не произвела впечатления только на одного Да Гаму. Он широкими шагами направился к паланкинам. Похоже, никто не обращал на него внимания. Да Гама выбрал один паланкин наугад и громко шлепнул по верху.

— Эй! — крикнул он. — Чей это паланкин? Эй!

К нему, шатаясь, словно во сне, направилось несколько носильщиков. Никто из них не сводил глаз с женщины в серебристых одеждах. Ближе к концу причала у толстого мужчины развязался тюрбан. Он остановился, чтобы снова его закрутить, поэтому теперь женщина продолжала путь в одиночестве.

Ее округлые роскошные бедра напоминали блестящую мягкость спелого манго под кожицей. Бедра под юбкой покачивались в такт шагам. На причале воцарилась тишина, только позвякивали колокольчики у нее на лодыжках. Она смотрела в глаза каждому мужчине, мимо которого проходила, и этот взгляд был одновременно и надменным, и призывным. Глаза с длинными ресницами были цвета корицы, с золотистыми крапинками. Они и обещали, и дразнили.

Когда она добралась до Да Гамы, то посмотрела на него так, словно в мире не существовало никакого другого мужчины. Бриз донес легкий аромат ее духов.

— Это мой паланкин, господин?

Хотя у нее было юное лицо, голос оказался женским — низким, проникновенным и завораживающим. Он обволакивал и обвивал, словно виноградная лоза. Каждый мужчина, находившийся достаточно близко, чтобы слышать его, представлял, как эти губы ласкают его ухо, шепотом произнося его имя.

Да Гама протянул ей руку. В сравнении с ее нежной ручкой его пальцы казались распухшими и огромными. Она проскользнула внутрь, словно влилась жидкость, и задернула занавески. Когда носильщики, словно во сне, собрались поднять свою ношу, Патан подошел к Да Гаме.

— Она? Это она?

— О да, — ответил Да Гама. — Это и есть наша проблема.

— Но не Биджапур! Ты говорила, что мы отправимся в Лиссабон, малышка. Биджапур! Зачем кому-то отправляться в Биджапур? Он такой же, как Гоа, только уродливее!

— Мы едем. Вопрос решен, — ответила Люсинда. — Ты не в том положении, чтобы высказывать свое мнение, Елена.

— Как ты разговариваешь?! Это я тебя вырастила!

— Теперь я женщина, айя. Ты должна относиться ко мне более уважительно.

Правда, говорила она совсем не суровым тоном, потому что именно из бесконечных жалоб Елены многое узнала о Биджапуре: о пушке у ворот, размером больше, чем дом, о куполе Гол-Гомбаза, крупнейшем в мире. Эти названия Люсинда как бы между делом упоминала в разговорах с тио Карлосом или кузеном Джеральдо.

— Ты знаешь очень много для девушки, которая никогда не выезжала из Гоа, — прошептал Джеральдо. То, как он это произнес, блеск его ярких черных глаз, изгиб его губ в легкой улыбке заставляли ее дрожать, словно он говорил о совершенно других вещах. Очень часто во время их разговоров она краснела.

Но у нее было мало времени на светские беседы, если она хотела быть готовой к отъезду через три дня. Слуги достали из сарая, использовавшегося под склад, пыльные сундуки и подняли их по узкой лестнице к ней в спальню.

— Только два, моя дорогая кузина, — сказал ей Джеральдо. Несмотря на все ее протесты и уговоры, ей все-таки пришлось отправить все остальные назад, оставив два самых больших.

— Да я бы весь свой дом упаковала в этот сундук, — жаловалась Елена. — А мой брат с семьей поместился бы во втором.

Но Люсинда сомневалась, удастся ли ей упаковать в них все, что ей требовалось.

Нижние юбки, корсеты, всевозможное белье… Елена доставала все эти вещи из комода, где они лежали сложенными, разворачивала каждую, раз встряхнув, затем бормотала что-то на хинди, снова складывала и паковала. Платья чистили щеткой и заворачивали в ярды муслина, чтобы не запылились. Чулки и подвязки, затем туфли и прочую обувь. И постельное белье. И полотенца, и ценное мыло из Лиссабона.

— Только Деве Марии известно, что ты найдешь в этом языческого городе, малышка, — сказала Елена.

Биджапур был мусульманским королевством. Но Люсинда только хмыкнула, словно была слишком искушенной, чтобы ее это волновало.

На самом деле она видела всего нескольких мусульман — по большей части путешественников и паломников, которые садились на суда, направлявшиеся в Мекку. И видела она их только издалека. Лишь трое регулярно приходили в кабинет ее дяди. Они всегда неотрывно смотрели на нее. Один — только один — натянуто кланялся, проходя мимо нее по коридору. Она чувствовала опасность, когда они находились рядом. Такие ощущения испытываешь, когда заклинатель змей сидит перед твоим домом, а ты беспокоишься о том, что одна из кобр может сбежать. Люсинда обычно ждала у окна своей комнаты, глядя вниз на улицу, пока они не уйдут. Мусульмане ездили на лошадях — мускулистых, норовистых и резвых животных с раздувающимися ноздрями, яркими глазами и блестящими боками, словно у только что выигравших на скачках.