Грегор Самаров - На берегах Ганга. Раху

Гробовое молчание воцарилось сразу, все напряженно смотрели на капитана, который медленно направился к первому ряду, за ним следовали два человека в черных мантиях английских шерифов с жезлами в руках.

Генерал Клэверинг вскочил со сверкающими от злобы глазами. Францис и Момзон жались к нему, испуганно глядя на солдат у дверей. Они боялись покушения на их особы.

— Что вам тут нужно, капитан? — крикнул Клэверинг, обращаясь к спокойно подходящему офицеру. — По какому праву вы вводите солдат в дом почтенного магараджи?

Капитан возразил с холодным поклоном:

— Я здесь, ваше превосходительство, для исполнения приказания губернатора.

— Что за приказание?.. Какое приказание может дать губернатор? — вскричал Клэверинг. — Я не знаю никакого решения совета, к которому могло бы относиться это приказание!

— Я нахожусь под начальством губернатора, который отвечает за свои приказания. Я не могу ни давать объяснений, ни отвечать на вопросы, а должен исполнять мой долг, — отвечал капитан, под взглядом которого задрожал Нункомар. — Губернатор, — продолжал капитан, — по просьбе верховного судьи сэра Элии Импея приказал мне арестовать магараджу Нункомара и передать его шерифам, которые меня сопровождают. Именем закона я арестую магараджу Нункомара и передам его шерифам высшего суда.

Крики ужаса пронеслись среди присутствующих. Нункомар потерял самообладание. Он протянул руку к Клэверингу и взмолился:

— Защитите меня, господа… Я ставлю себя под защиту совета… Не выдавайте меня непримиримому врагу!

— Сэр Элия Импей, верховный судья Индии, никому не враг, а беспристрастный, неумолимый исполнитель закона. Передаю вам магараджу, господа шерифы!

Капитан положил руку на плечо Нункомара. Шерифы подошли и подняли жезлы над головой арестованного.

— А в чем обвиняется магараджа? — с пытливым взглядом спросил Францис.

— Это дело верховного судьи, а не мое, — отвечал капитан.

— Защитите меня, господа, — снова попросил Нункомар. — Я явлюсь на суд… Я опровергну жалобу… Ведь нельзя же думать, что я убегу!

— Конечно! — согласился Клэверинг. — Я и мои коллеги ручаемся за магараджу, передайте это губернатору! Мы сейчас же соберем совет и потребуем отчета в таком неслыханном поступке!

— Мне нечего докладывать, я обязан только исполнять приказание! Господа шерифы, я передал вам магараджу Нункомара и жду распоряжений, куда его доставить?

— На меня возвели, вероятно, бессовестную клевету, — оправдывался Нункомар, — в каком-нибудь заговоре против Англии, но все скажут, что я на это не способен, кто знает мои убеждения…

Подошел главный шериф.

— Дело не в заговорах, не в политике, — пояснил он, — магараджа обвиняется в подделке документа, а это составляет уголовное преступление, и подсудимый не может оставаться на свободе.

— Подделка документа? — вскричал Нункомар. — Это безумная ложь!

Он стал спокойнее после заявления шерифа: он боялся, что Гастингс обладал доказательствами его заговора с французами и Моголом. Загадочное исчезновение кавалера д’Обри, уже давно тревожившее его, грозным призраком предстало перед ним, а при таких уликах даже члены совета не могли бы его защитить. Он принял выражение покорности и достоинства.

— А я приказываю вам, я, генерал английской службы, немедленно оставить этот дом… Я сказал вам, что мои коллеги и я ручаемся за магараджу. Совет немедленно примет свое решение.

— Вы поступите, как признаете нужным и правильным, ваше превосходительство, — отвечал капитан, — а я должен исполнять свой долг. Магараджа находится в распоряжении верховного судьи и его представителей господ шерифов.

— А я говорю вам, капитан, что вы рискуете головой, если будете упорствовать в вашем дерзком ослушании! — предупредил Клэверинг.

Капитан, не отвечая генералу, обратился к шерифам, которые опять подошли и подняли жезлы над головой Нункомара.

— Прочь! — вне себя ревел генерал. — Назад! Не смейте продолжать эту недостойную игру.

— Останьтесь здесь, капитан, — сказал Момзон, подходя к Синдгэму, — и ждите решения высшего совета.

— Данное мне приказание выполнено, — холодно возразил капитан, — я должен только позаботиться, чтобы арестованного доставили в распоряжение суда.

Нункомар с мольбой смотрел на членов совета. Брамины стояли, онемев от ужаса, среди кшатриев слышался ропот.

Капитан обратился к солдатам, стоявшим в дверях и поднял саблю. Солдаты немедленно двинулись плотными рядами. Брамины отступили, некоторые из кшатриев взялись за оружие и, может быть, дошло бы до кровопролитной схватки, если бы среди индусов нашелся вожак или Нункомар обратился к их заступничеству. Но магараджа понимал, что насильственное сопротивление английским войскам, занявшим все выходы, будет безуспешно и только ухудшит его положение. К тому же может дать повод убить его в схватке, так как сабля капитана Синдгэма уже коснулась груди Нункомара при попытке кшатриев взяться за оружие. Нункомар, сложив руки, проговорил:

— Я подчиняюсь силе, незаконно применяемой ко мне. Я не знаю за собой никакого преступления и верю в справедливость верховного судьи, который скоро убедится в неосновательности возведенного на меня обвинения. Предоставляю моим друзьям заступиться за меня. Поручаю им мой дом и мою жену.

Он хотел обратиться к Дамаянти, которая сидела, безучастно устремив глаза вдаль, но в эту минуту шерифы встали около Нункомара по обе стороны, солдаты окружили его, составив каре, и отряд двинулся по команде капитана; толпа расступилась.

Во внутреннем дворе стоял простой паланкин, шерифы и Нункомар сели в него, и окруженный солдатами магараджа покинул свой дворец. Часть войск осталась во дворце, заняв подъезды и ворота.

Генеральша Клэверинг несколько раз пыталась терять сознание, но так как никто не обращал внимания на ее обмороки, она вскакивала, судорожно рыдая и призывая проклятия на Гастингса и его приверженцев.

— Идемте, господа, идемте, — кричал Клэверинг. — Здесь больше делать нечего… Мы должны указать этому дерзкому судье его место, дать почувствовать, что мы главные распорядители в Индии и что он не смеет у нас на глазах брать под арест наших друзей!..

Он помчался, даже не простившись с Дамаянти. Францис подал руку генеральше и последовал за ним, бледный и дрожащий от гнева. Момзон хотел сказать несколько слов утешения Дамаянти, но она встала, оперлась на руку Хитралекхи и ушла в свои покои.

Залы быстро опустели. Всех приглашенных на этот злополучный праздник охватил какой-то панический страх, когда увели Нункомара, и они в диком волнении теснились у выхода.

Народ с испугом смотрел на это бегство, обступал браминов и кшатриев, расспрашивая, что случилось, так как не все обратили внимание на отряд солдат, конвоировавший Нункомара. Когда узнали, что магараджа арестован, раздались жалобы и стоны, толпы народа рассеялись под влиянием невыразимого ужаса, и весть о неслыханном событии быстро распространилась. Землетрясение или иное бедствие не вызвало бы такого ужаса и смятения, как арест первого и знатнейшего брамина.