Мэри Бэлоу - Бессердечный

Анна не хотела влюбляться. Жизнь, которую она вела последние несколько лет, станет невозможной, если она будет так неосторожна, чтобы влюбиться. Ее здравый смысл говорил об этом. Она не должна позволять себе такую жизнь более чем на одну ночь.

– Значит, я должна молиться, чтобы погода завтра была хорошей, ваша светлость, – услышала Анна свой голос.

Герцог встал и подал ей руку. Когда она тоже поднялась, он поклонился ей и слегка коснулся губами ее пальцев. Анна с трудом сдержалась, чтобы не отдернуть руку, как от ожога.

Через пять минут она уже танцевала кадриль с незнакомым мужчиной. И улыбалась. Она чувствовала счастливую легкость, не покидавшую ее весь вечер. И чем больше она ругала себя за легкомысленный ответ герцогу, и чем больше говорила себе, что ей придется пожалеть об этом, тем беззаботнее она становилась. Несколько дней назад она пообещала себе два месяца свободы, хотя и не предполагала, что свобода может принести столько радости и новизны. Почему же она должна ограничиться одним днем? Почему не позволить себе повеселиться еще денечек? А может – и все два месяца. Как чудесно было бы жить целых два месяца такой волшебной жизнью.

Разве ее жизнь станет еще бесцветнее, чем была, если она позволит себе два месяца счастья? «Да», – говорил маленький демон внутри нее. Прежняя жизнь станет невыносимой, если она узнает другую, узнает, что можно жить иначе. Но вместе с тем Анна осознавала, что если она не позволит себе этого, то будет сожалеть до конца жизни.

Возможно, ее жизнь потянется унылой чередой серых будней. Она будет благодарна, если получится именно так. Ведь жизнь может стать гораздо хуже, если вернется он. Нет, конечно нет. Одна мысль об этом повергала Анну в панический страх. Она не сможет вынести такой жизни, скорее умрет.

Герцог Гарндонскин не танцевал. Он стоял у дверей, беседуя с маркизой де Этьен и двумя джентльменами. Но смотрел на нее. Поймав его взгляд, Анна послала ему ослепительную улыбку, прежде чем сосредоточить все свое внимание на партнере, с которым танцевала кадриль.

На следующее утро Люк поднялся рано, как делал это всегда, как бы поздно ни ложился. Поэтому он успел совершить долгую прогулку верхом и позавтракать, прежде чем к нему явился нежданный гость. Он пришел не по-светски рано, но в посетителе – которого Люк без труда узнал, хотя минуло десять лет с тех пор, как они виделись, – не было ничего светского. Он слегка располнел и стал чуть солиднее, так что выглядел на все свои двадцать девять, но это была единственная перемена. На нем был небрежно припудренный и завитый парнк, плохо сидевший сюртук, жилет, слишком длинный, чтобы быть модным, и натянутые на манжет бриджей чулки, хотя модным считалось носить бриджи поверх чулок. Это, очевидно, был человек, живущий в провинции и не придающий никакого значения городской моде.

– Вилл, – воскликнул Люк, когда Вильям Уэбб, барон Северидж вошел в комнату, едва не наступая на пятки дворецкому, который объявил о нем. – Приятель!

Лорд Северидж резко остановился, в изумлении открыв рот.

– Люк? Бог мой, это ты?

Несмотря на его слова, было ясно, что он узнал бывшего друга, потому как он схватил Люка за руку и несколько раз тряхнул ее.

– Какого черта сделал с тобой Париж?

– Ах, ты об этом, – догадался Люк, взглянув на свой шелковый утренний халат, который он надел после прогулки.

– Проклятие! – Вильям полез во внутренний карман. – Мы прослышали, что ты приехал в Англию. Я посыльный, хотя у меня были дела, которые и так заставили бы меня приехать в Лондон. Мне приходится это делать по два раза в год и не скажу, чтобы мне это очень нравилось. У меня для тебя письмо от Генриетты.

– Вот как, – спокойно ответил Люк, хотя от слов Вильяма Уэбба он почувствовал, будто его огромным кулаком ударили в живот. Он забрал у Вильяма письмо и спрятал его в карман халата. – Отлично. Как она себя чувствует? А ты как? Женился, и полдюжины наследников ждет тебя в детской?

– Нет, не женился и даже не собираюсь, – покраснев, ответил Вильям. – Ты же знаешь: единственное место, где можно найти невесту, – это Лондон; мне противна мысль о том, что придется бегать по балам, разряженным, как майский шест. Ох, прости, пожалуйста.

Люк указал приглашающим жестом на кресло н, пока лорд Северидж усаживался, позвонил, чтобы им принесли прохладительные напитки.

– Я кажусь тебе разряженным, как майский шест, Вилл? – спросил он. – Будь снисходителен, я ведь даже не одет еще.

Было видно, что Вильям очень смущен.

– Генриетта в порядке, – отрывисто сказал он, отвечая на предыдущий вопрос.

Люк сел, положив одну ногу на другую. Еще мальчиком он никак не мог поверить, что Вильям и Генриетта – брат и сестра. Генриетта всегда была такой тоненькой и изящной. Интересно, изменилась ли она теперь?

– Она никогда не была счастлива, – продолжал Вильям. – Ты, конечно, слышал – она потеряла ребенка. Они с Джорджем так и не сблизились, а он изменился, стал еще мрачнее. Тебе, наверное, не хочется это выслушивать?

Рука Люка сжимала и разжимала подлокотник кресла.

– Это старые новости, Вилл, – сказал он. – Очень старые.

Его друг промокнул лоб большим носовым платком.

– Она себе места не находит с тех пор, как узнала, что ты в Англии. Думает, что ты из-за нее не возвращаешься.

– Нет, Вилл, – тихо сказал Люк. – Я испытываю такую же неприязнь к деревне, как ты к городу. Я – парижанин. В крайнем случае, я мог бы жить в Лондоне. Но не в провинции.

Они замолчали, пока слуга вносил поднос с напитком для каждого: вином для Вилла и водой для Люка.

– Не знаю, что она там написала, – сказал Вильям, взглянув на карман, в который Люк положил письмо. – Похоже, письмо длинное. Если женщине попадет в руки перо и бумага, тут уж жди чего угодно. А я по два часа черчу пером в воздухе, пока что-нибудь придумаю, а когда закончу письмо – это оказывается двумя жалкими предложениями.

– Да, я прочитаю письмо. Потом, – ответил Люк.

– Она настояла, чтобы я передал тебе его лично в руки. Еще просила передать на словах, что Баден – твой и что она не хочет, чтобы ты из-за нее отказывался от того, что по праву принадлежит тебе.

– И не откажусь. Передай ей это, Вилл.

– Ей больно знать, что ты в Англии и не приезжаешь в Баден, – продолжал Вильям. – Она могла приехать, но не хотела навязывать тебе свое общество. Похоже, она думает, что ты винишь ее... Проклятие, не по мне такие разговоры. Клянусь, это последний раз, когда я передаю какие бы то ни было послания!

– Если ты подождешь, пока я переоденусь, мы можем вместе пойти в Уайт-клуб. Ты ведь член клуба, да? Меня недавно туда приняли.

– Отлично, – Вильям вздохнул с явным облегчением, когда понял, что можно сменить тему. – Там можно поболтать об интересных вещах.