Мэри Бэлоу - Больше, чем любовница

Почему так происходило? Возможно, потому, что Джоселин был для нее не просто мужчиной, а она для него – не просто женщиной. Инстинкт подсказывал ей, что это именно так, что она для герцога – больше чем любовница.

– Джейн…

Он вновь и вновь повторял ее имя, а она – его. Он был ее возлюбленным, она – его любимой.

Желание усиливалось с каждым мгновением, с каждым вздохом.

Да, она желала его.

Сейчас.

Джейн тихонько застонала.

– Джоселин… – Она взяла его за руку. – О… Джоселин… – Она не знала, что сказать, но он прекрасно ее понял.

– Теперь ты готова, – прошептал он, целуя ее в губы. – Сейчас я лягу сверху. Не напрягайся. Лежи спокойно и не бойся.

– Иди ко мне, – простонала она. – Прошу тебя.

Чуть приподнявшись, он накрыл ее своим телом, и она инстинктивно раздвинула ноги. Затем, вновь повинуясь инстинкту, обвила ногами его бедра. Тут он поднял голову, посмотрел ей в лицо, и Джейн поняла, что страсть переполняет его.

Он еще несколько секунд смотрел ей в глаза, а потом она почувствовала давление, которое с каждым мгновением усиливалось. Он входил в нее медленно, но настойчиво. Внезапно она ощутила острую боль – возможно, это было лишь предчувствие боли – и почти тотчас же услышала голос Джоселина;

– Джейн, если бы я только мог взять на себя твою боль… Но страдания всегда выпадают на долю женщины.

Он на мгновение замер и снова посмотрел ей в глаза.

Джейн затаила дыхание в ожидании боли… и вдруг поняла, что все уже свершилось. Невольно улыбнувшись, она прошептала:

– Я все еще жива. Он тоже улыбнулся:

– Узнаю мою девочку. Не следовало ожидать слез и истерик от Джейн Инглби, не так ли?

Тихонько вздохнув, Джейн закрыла глаза, привыкая к новым для нее ощущениям. Наконец, окончательно осознав, что страшивший ее миг остался позади, что боли больше не будет, она, открыв глаза, пробормотала:

– Джоселин, а теперь что?

– Лежи спокойно, если хочешь. Или двигайся вместе со мной, если появится желание. Здесь, в постели, не существует правил, и в этом нелепом контракте тоже ничего об этом не сказано. Мы просто будем делать то, что нам захочется.

Он наклонил голову, уткнувшись лицом в ее золотистые волосы, рассыпавшиеся по подушке. Затем приподнял бедра и тотчас же снова медленно вошел в нее.

На этот раз боли не было, только ощущение влажного тепла и ритмичные движения. Вскоре она уловила ритм этих движений и, раз за разом приподнимая бедра, ощутила благословенную энергию слияния, присущую всему живому. Средоточие наслаждения находилось там, где женское естество сливалось с мужским. Но это было не только физическое слияние двух тел, но и слияние двух миров – мужского и женского, это было то самое единение, о котором они совсем недавно говорили, к которому стремились. Сейчас "я" каждого из них утрачивало смысл, а множественность «мы» превращалась в единственность.

Желание становилось болью, и эта боль все нарастала…

– Сейчас, Джейн…

Он снова поднял голову и заглянул ей в глаза:

– Сейчас, Джейн. Иди со мной. Сейчас…

Да, сейчас – и до конца. Вместе в бездну, в бесконечность, к забвению – нет, к познанию всего и вся. К единению.

– Джоселин! – вырвалось из ее груди.

– Джейн… – пробормотал он.

Она почувствовала, как в нее изливается горячая влага, и поняла, что теперь действительно все свершилось.

Потом он нежно поцеловал ее и что-то прошептал ей в ухо, после чего, чуть приподнявшись, лег рядом, обнял ее за плечи и заботливо прикрыл одеялом.

– Джейн, – услышала она его голос, – ты и сейчас будешь утверждать, что все еще жива?

Джейн сонно улыбнулась:

– Мы были в раю, да?

Она уже засыпала, поэтому не услышала его смех.

Джоселин не спал. Ему было хорошо, как никогда, и все-таки кое-что его беспокоило… Господи, сколько глупостей он наговорил. Хорошо, если она не слышала.

Нет, конечно же, она все слышала.

Она слушала его очень внимательно.

С ними происходило именно то, о чем он говорил, перед тем как лечь с ней. Они получили не только физическое удовлетворение – они действительно слились воедино, слились душой и телом, и он стал ею, а она – им, Нет, не так… Они слились воедино, став тем, чем не был каждый из них в отдельности.

Проклятие, если так дальше пойдет, можно кончить в сумасшедшем доме.

Такого с ним прежде не случалось. А сейчас все произошло… как бы само собой. Разумеется, он ничего подобного не имел в виду, когда сделал Джейн это предложение. Ему просто снова захотелось завести любовницу. Женщину, с которой иногда, когда возникает желание, можно переспать. Казалось, все было предельно ясно: ему понравилась Джейн, а она нуждалась в деньгах и в крыше над головой.

Он полагал, что они просто совершили взаимовыгодную сделку.

Полагал так до тех пор, пока они не распустила волосы. Нет, это только усилило желание.

До тех пор, пока она не назвала его по имени. И пока не сказала… Черт возьми, что же она сказала? Джоселин еще крепче ее обнял.

«Я думаю, что каждого человека следует хотя бы иногда называть по имени».

Да, именно так она сказала. Именно с этого все началось. С нескольких глупых слов.

С самого рождения он был графом, наследником герцогского титула. И его воспитывали соответствующим образом – его готовили к тому моменту, когда он унаследует титул и состояние отца. И Джоселин хорошо усвоил уроки. В семнадцать лет он стал таким же, каким был его отец в этом возрасте.

Однако своего, одному ему присущего характера у него не было. Он был таким, каким его хотели видеть, и делал то, чего от него ждали. Долгие годы он носил маску, и все считали, что герцог Трешем именно таков – высокомерный и бессердечный аристократ.

…Волосы Джейн пахли розами. Над ней постоянно витал этот запах. Аромат, напоминавший о летнем. саде в загородном имении, аромат, наполнявший сердце странной тоской. Странной, потому что он терпеть не мог провинцию. Поссорившись с отцом в день своего шестнадцатилетия, Джоселин уехал из Актон-Парка и после этого появлялся там лишь дважды – год спустя, когда хоронили отца, и спустя еще четыре года, когда умерла мать.

Он больше не собирался приезжать туда – во всяком случае, до своих собственных похорон. Но сейчас, закрывая глаза, он видел пологие склоны зеленых холмов к востоку от дома – их излюбленное с Ферди и Ангелиной место игр; там они играли в разбойников и первооткрывателей. Но иногда Джоселин приходил туда один, и тогда для него одного звучала музыка; он вдыхал ароматы цветов и трав, и временами ему казалось, что он вот-вот постигнет тайны мироздания, тайны всего сущего. Изредка Джоселину удавалось записать те слова, что приходили на ум, и, случалось, ему даже нравилось написанное.