Мэри Бэлоу - Искусная в любви

+++

"Поздравляю, – говорилось в ней, – обе бумаги составлены адвокатом из Йорка незадолго до кончины графа Бамбера.

Ф. Дадли".

+++

Виола взяла верхнюю бумагу с колен и раскрыла ее.

О Боже! Ее рука так дрожала, что она должна была подхватить бумагу другой рукой. Это была расписка, которую ее отец заставил написать Дэниела Кирби и в которой подтверждалось, что долги покойного Кларенса Уайлдинга были уплачены полностью и на все времена. На ней стояли две четкие подписи, а также подписи двух свидетелей.

Она была свободна. Они все были свободны.

У нее на коленях лежала еще одна бумага. Виола отложила ту, которую только что прочла, и развернула вторую.

Она смотрела на нее, пока ее глаза не затуманились и на бумагу не упала слеза. Виола ни на минуту не сомневалась в нем, но было так радостно держать в руках документальное подтверждение этого.

Отец. О папа, папа!

Она открыто плакала, когда дверь ее спальни приоткрылась и ее мать сначала заглянула в комнату, потом торопливо вошла внутрь.

– Виола? В чем дело, дорогая? Это письмо от герцогини? Она передумала принимать нас сегодня? Но это не важно. О Господи, что случилось?

Она собиралась подойти к дочери и заключить ее в объятия, но Виола протянула ей дополнение к завещанию отца.

– Он любил меня, – говорила она, рыдая, – он действительно меня любил.

Ее мать прочитала бумагу, сложила ее и вернула на колени Виолы.

– Конечно, он любил тебя, – мягко сказала она. – Он обожал тебя. Долгое время после того, как наши отношения испортились, он приходил, только чтобы повидаться с тобой. Я искренне верила, что он любил тебя больше всех на свете. Когда я вышла замуж за твоего отчима, мне больше не хотелось иметь с ним дело. Я была влюблена и была очень гордой. Я не задумывалась о твоих интересах. Он был моим любовником, но тебе он был отцом. Это огромная разница – теперь я понимаю это. Думаю, мой гнев на тебя за то, что ты приняла от него имение «Сосновый бор», был вызван ощущением своей вины. Мне так жаль!

Ты когда-нибудь сможешь простить меня? Я рада, что ты оказалась права и он действительно оставил тебе «Сосновый бор». Я искренне рада, Виола.

Виола вынула из кармана платья носовой платок и поднесла его к глазам, но, похоже, сейчас она не могла остановить слезы.

– Что это? – неожиданно спросила ее мать странным голосом.

Другая бумага. Виола похлопала рукой по кровати около себя, но было уже поздно. Документ был в руках матери, и она читала ее, широко раскрыв глаза в явном смятении.

– Бамбер оплатил долги Кларенса? – спросила она. – Какие долги? Долги мистеру Кирби? – Она подняла голову и посмотрела на дочь.

Виола не могла придумать, что сказать.

– Объясни мне, в чем дело. – Мать присела рядом с ней.

– Я не хотела беспокоить тебя, – объяснила Виола, – ты так сильно болела после смерти отчима. И было бы несправедливо по отношению к дяде Уэсли взвалить все долги на него. Я.., я пыталась оплатить все счета сама, но их было слишком много. М-мой отец был так добр, что погасил их все.

«Не задавай больше вопросов, мама».

– Ты оплачивала долги Кларенса, Виола? Его карточные долги? Из своего жалованья гувернантки? И также помогала нам?

– Мне самой требовалось очень немного, – ответила Виола.

Но ее мать заметно побледнела.

– Чем ты занималась в течение всех этих лет? – спросила она. – Ты не была гувернанткой, не так ли? И он не был нашим другом?

– Мама… – Виола положила руку на плечо матери, но та сбросила ее и с ужасом посмотрела на нее.

– Что ты делала? – закричала она. – Чем он заставлял тебя заниматься?

Виола покачала головой и закусила тубу, когда ее мать прижала дрожащую руку ко рту.

– О, моя девочка, – проговорила она, – что же ты делала, чтобы поддерживать нас? Что ты делала эти четыре года?

– Дядя разорился бы, – ответила Виола, – пожалуйста, постарайся понять. Дети и ты оказались бы в долговой тюрьме. Мама, пожалуйста, попробуй понять. Ты ведь не возненавидишь меня?

– Возненавидеть тебя? – Мать обняла ее, крепко прижала к груди и начала укачивать, словно ребенка. – Виола, мое дорогое дитя. Что я с тобой сделала?

Прошло какое-то время, прежде чем Виола отодвинулась от матери и высморкала нос.

– Я рада, что ты теперь все знаешь, – сказала она. – Это ужасно – иметь темные секреты от своей семьи, но теперь с этим покончено, мама. Теперь он потерял власть надо мной и Клер.

– Над Клер? – воскликнула мать.

– Он собирался использовать ее, если бы я не вернулась в Лондон, – объяснила Виола. – Теперь она в безопасности, мама, нашлась расписка Кирби. И «Сосновый бор» теперь принадлежит мне. Я собираюсь вернуться туда. После того как я там окончательно устроюсь, может быть, ты с детьми будешь жить у меня? Все хорошо, что хорошо кончается.

– Откуда взялись эти бумаги? – спросила мать.

– Их прислал лорд Фердинанд Дадли, – сказала Виола. – Как видишь, он разыскал их.

– О, любовь моя, – мать тронула ее за руку, – он все знает? И продолжает заботиться о тебе? Ты определенно должна испытывать добрые чувства к нему.

Виола поднялась и отвернулась от матери.

– Теперь ты должна понять, мама, почему невозможен этот брак, – сказала она. – Кроме того, он уже не возобновит свои ухаживания. Он прислал эти бумаги с посыльным.

Ее мать вздохнула.

– Тогда – это его потеря, – заметила она. – Бамбер…

Твой отец все знал. Виола?

– Да.

– Итак, он освободил тебя от пут и подарил «Сосновый бор», чтобы ты могла начать новую жизнь, – констатировала мать. – Он всегда был щедр. Мои жалобы, должно быть, казались тебе жестокими. Пойдем в гостиную и выпьем вместе чаю.

Но Виола отрицательно покачала головой.

– Мне нужно написать письмо, мама, – объяснила она, – мы с Ханной уезжаем в «Сосновый бор» сегодня днем.

Прежде всего она должна написать герцогу Трешему.

Если он получит ее письмо вовремя, она избавит его от лишнего беспокойства, а ей сэкономит изрядную сумму денег. Но письмо должно убедить его, что, несмотря на это, она выполнит свое обещание.

Она отправляется домой.

Дэниел Кирби уселся на высоком сиденье коляски герцога Трешема, которая давно была предметом зависти мужской половины общества, и добродушно улыбнулся расположившемуся рядом джентльмену.

– Я всегда подозревал, что у вас глаз наметан на лучшее, ваша светлость, – сказал он.

– На лучшее в спортивных экипажах? – спросил герцог Трешем.

– И на это тоже, – хихикнул Кирби.

– Так вы имеете в виду женские чары? – Его светлость слегка подстегнул лошадей, и они красиво выехали на улицу, в считанные моменты оставив позади квартиру Кирби. – Да, у меня действительно глаз наметан.

– Тогда вам нужна именно мисс Тэлбот. После двухлетнего перерыва она стала еще привлекательнее, чем прежде, – сказал Кирби. – Но, возможно, брат вашей светлости уже рассказывал вам о ней. Он, должно быть, встретил ее в «Сосновом бору».