Севги Адывар - Тень Роксоланы

Хюррем не смогла перевести «Чудище Лесное» на турецкий язык, сказав это по-русски. Султан тут же остановил ее:

– Нежная моя, а что такое «Чудище Лесное»?

– О! Он очень страшный на вид. С длинной черной шерстью, с хвостом и рогами! И у него огромные клыки! – Хюррем показывала рога и шерсть, хвост и зубы. Сулейман кивнул.

– Понятно. Это как наши дэвы. Страшные чудовища из сказок.

– Не совсем, – возразила Хюррем. – Ваши дэвы страшные, злые, а Чудище Лесное доброе. Он только кажется страшным и злым, а на самом деле у него золотое сердце. На самом деле он – заколдованный королевич. И потом он женится на младшей дочке того купца. Вот же ей повезло!

– Ты тоже хочешь, чтобы на тебе женился королевич? – поинтересовался Сулейман.

– Зачем мне королевич, когда у меня есть великий султан! – Хюррем склонила голову, опустила глаза, но потихоньку подглядывала, а по губам ее пробегала быстрая улыбка.

– Ну-ну, – усмехнулся Сулейман. – Расскажи-ка мне еще про это Чудище.

– Ну… он вот такой… – Хюррем взлохматила волосы, стала на четвереньки и грозно зарычала.

Сулейман засмеялся.

– Значит, у него волосы, как у тебя? Не могу поверить. Тогда твое Чудище совсем не страшное, а очень даже красивое.

Хюррем зарумянилась от удовольствия, сверкнула улыбкой.

– Нет, не как у меня, – затрясла огненной головкой. Пряди рассыпались по плечам, упали на лоб. – Чудища не бывают рыжими. У них черная шерсть. Вот точно как… как у Махидевран Султан!

Сулейман захохотал так, что охранники за дверью беспокойно переглянулись. Никогда еще из султанских покоев не доносилось таких звуков. Караулящий под дверью ага немедленно решил доложить о происходящем смотрителю султанских покоев. Ибрагим Паргалы настрого приказал, чтобы обо всем необычном ему немедленно докладывали. Ага понимал, что султан не слишком одобрил бы такой доклад, но великий падишах высоко, а Ибрагим – ой как близко. Того гляди из дворца выставит, а то и под палача подведет, с него станется.

– Смотри, моя нежная, чтобы Махидевран от тебя подобного не услышала, – сказал Сулейман, отсмеявшись. – С ней ты должна быть вежлива и почтительна. Она ведь – мать моего сына, моего наследника.

– А я? – Темные брови Хюррем сердито сошлись на переносице, на лоб набежала гневная морщинка. – Разве я не мать твоего сына? Разве наш Мехмед не твой наследник? Разве не родила я тебе еще троих сыновей и дочь?

– Конечно, – согласился Сулейман. – Но Мустафа все же старший.

– Ах да, старший… – задумчиво сказала Хюррем. – Но, как я помню, были еще сыновья, старше Мустафы… Ну да ладно, что это я! Ты уезжаешь завтра, а я говорю о всякой ерунде! Я рожу тебе еще много сыновей, которые станут опорой османского трона!

– Иначе и не может быть, моя султанша!

Сулейман привлек Хюррем к себе, поцеловал жадно. Она отозвалась на поцелуй, обвиваясь вокруг султана гибким телом. Вспомнила, чему учили гаремные евнухи, как нужно ублажать мужчину, как подарить радость любимому султану – заизгибалась, ласкаясь, но полудетская неловкость, не исчезнувшая с годами, победила, и Хюррем чуть не упала с широкой постели, запутавшись ногой в атласном покрывале. Рассердившись на покрывало, она дернула его изо всех сил и шлепнулась прямо на грудь султана.

– Да что за наказание! – воскликнула Хюррем.

Сулейман расхохотался. Такого чуда он еще не видел. Все женщины, приходившие на хальвет, были исключительно ловкими и умелыми, искусство любви было постигнуто ими до самой последней капельки, они знали, что требуется мужчине, чего он ожидает. Собственно говоря, их задача была сделать султана счастливым, этому обучали их постоянно с самого раннего возраста. Эта же наложница была совсем неумелой, поразительно наивной и неловкой. Дикий цветок, неожиданно прекрасный своей нежностью и новизной. Султан был обречен влюбиться в нее без памяти именно потому, что она была необычной, не такой, как другие. Садовые цветы, такие важные и чинные, иногда надоедают. Они прекрасны, но удручающе одинаковы. К ним привыкаешь. По их спокойной равномерности рядов привычно скользит взгляд, не задерживаясь ни на одном бутоне – они все давно пересчитаны и осмотрены. А привычка чаще всего означает скуку. К Хюррем привыкнуть было невозможно. Она изменялась так же, как изменяется волнующееся море – рисунок волн всегда различен, и невозможно устать смотреть на него.

– У тебя будет аленький цветочек, моя улыбающаяся любовь, – сказал Сулейман, опрокидывая Хюррем на расшитые золотом подушки. – У тебя будет все, что ты только пожелаешь!

– У меня уже все есть, – отозвалась Хюррем, слюнявя бороду Сулеймана поцелуями. – У меня есть ты, а это куда лучше, чем все аленькие цветочки и Чудища Лесные! У меня сразу не королевич, а целый султан! Давай я тебе загадку загадаю!

– Давай! – Сулейман хохотал, играя с длинными рыжими прядями, раскинувшимися на подушках. – Но если я отгадаю, ты выполнишь мое желание.

– Договорились! – Девушка приподнялась на локте, а султан вновь поразился ее наивной естественности. – Слушай: выглядит как кошка, ходит как кошка, ест как кошка, четыре лапы, как у кошки, хвост, как у кошки, но не кошка. Что это такое?

– Ну, я не знаю. – Сулейман перекатился на бок и с любопытством взглянул на девушку. – Похоже, что это мне придется выполнить твое желание. Так что это?

– Кот! – торжествующе воскликнула Хюррем. – Кот выглядит как кошка! Он ходит так же, ест так же, у него четыре лапы и хвост. Но он – не кошка!

Сулейман подумал, что есть еще одна возможность, которую даже не представляет его любимая, выросшая вдалеке от гаремов. Тот, кто ходит, как кошка, выглядит, как кошка, но не кошка… и не кот! Султан представил капы-агасы, главу белых евнухов, важно вышагивающего по узким коридорам Топкапы, отдающего приказы многим и многим людям – велика власть капы-агасы, который отвечает и за гарем, и за эндерун! И вдруг у этого важного чиновника вырос толстый полосатый хвост, на голове появились остренькие ушки… О, Аллах, султан и не замечал раньше, как много у его капы-агасы от раскормленного полосатого кота, ловящего на кухне мышей!

От смеха у Сулеймана разболелся живот, будто он долго тренировался с мечом. Султан и не подозревал, что можно так веселиться.

– Что ж, говори свое желание, моя луноликая прелестница, – сказал он. – Все, что ты захочешь, будет твоим.

Хюррем смущенно опустила глаза, надула губы, словно маленькая девочка. Она искоса поглядывала на султана, несколько раз пыталась заговорить, подбадриваемая его восклицаниями, но все никак не решалась. В конце концов выпалила:

– Я хочу, чтобы меня пускали в твою библиотеку!

Султан онемел от неожиданности. Это было самое удивительное желание, какое только ему приходилось слышать. Золото, драгоценности, собственная карета, новые покои, больше служанок – все это было понятно и привычно. Но библиотека? Женщина – в библиотеке? Да зачем ей это?