Сара Ларк - Рай на краю океана

Калев послушно поцеловал невесту во время венчания в церкви, а потом еще раз после торжественной церемонии перед собравшимися рабочими его рудника. Позже он открыл бал с Флёренс, которая отчаянно пыталась позволить вести себя. После этого оба занялись тем, что им было интересно. Калев болтал о музыке с Марисой, Флёренс — с управляющим рудником Блекберна по поводу техники добычи угля. С Тимоти Ламбертом она больше не разговаривала. Теперь, когда ее перестали игнорировать, она переняла поведение других хозяев рудников и стала относиться к нему с пониманием и участием, как к ребенку, который просто не может понять, почему ему нельзя играть вместе со всеми.

Наконец Тим оказался один, в стороне от праздника, с бокалом виски в руке. Из зимнего сада городского имения Уэберов он наблюдал за оживленной суматохой. Илейн танцевала со своим братом Стивеном, который приехал два дня назад без предупреждения, чтобы сделать сюрприз своей потерянной сестре. Она время от времени махала Тиму рукой, но в целом наслаждалась воссоединением с семьей. Тим не злился на нее. О’Кифы нравились ему, он с удовольствием общался с ними. Но сегодня Рубен был занят разговором с мировым судьей Греймута, и Тим не хотел мешать ему. Возможно, это было глупостью, однако он уже почти не осмеливался присоединяться к какой бы то ни было группе — слишком часто он провоцировал тем самым сочувствующие взгляды на свои ноги и костыли. Женщины в этом вопросе были еще хуже мужчин. Они проявляли скорее жалость, чем презрение, и относились к нему как к больному ребенку.

Тим постепенно свыкался с горькой мыслью: для тех людей, которые что-то значили в Греймуте, наследник Ламбертов погиб 20 декабря на собственном руднике. Его все еще существующую тень, может быть, и почитают шахтеры, да и сливки общества были вполне готовы присвоить ему звание мученика. Но ни мученику, ни святому никто работы не даст.

Наконец к нему присоединились Кура и Уильям, оба разгоряченные после танцев и настроенные на то, чтобы найти укромный уголок, где они могли бы предаться нежностям. После Бленема они были влюблены друг в друга сильнее, чем когда бы то ни было. Даже Рубен О’Киф, с которым Уильям тогда изрядно испортил отношения и который относился прохладно и к Куре, не мог остаться равнодушным к их сияющим от счастья лицам.

— А что ты здесь делаешь? — спросила Кура, похлопав Тима по плечу. — Сидишь и предаешься мрачным размышлениям?

Тим улыбнулся ей. На Куре было новое платье — шелковое, различных оттенков синего цвета, сшитое в мастерской очень талантливой миссис О’Брайен — и цветы в волосах, как у красавицы южных морей. С тех пор как ее признали в качестве музыканта, она одевалась изысканно и со вкусом, стремясь подчеркнуть свою красоту.

— Я сижу здесь и пытаюсь не слишком сильно завидовать Флёренс Уэбер-Биллер. — Тим хотел, чтобы его слова прозвучали как шутка, но в голосе слышалась едва прикрытая горечь. — С завтрашнего дня она возьмет на себя управление рудником Биллера, возможно, не сразу, но, я думаю, уже через месяц у нее будет там своя контора. В то время как я буду вынужден наблюдать за тем, как чужие инвесторы захватывают власть над «Ламберт Энтерпрайзис», как мне навязывают каких-то чужих инженеров, которые ничем не лучше меня, кроме разве что возможности обогнать во время забега…

— Неужели у твоего отца уже есть покупатель? — поинтересовался Уильям. — Я ни о чем подобном не слышал.

Тим пожал плечами.

— Вероятно, я узнаю об этом последним. Уж точно после Флёренс Уэбер-Биллер.

Кура улыбнулась.

— Ты несколько опоздал! — решила поддразнить она его. — Если бы ты проявил свой интерес несколько раньше, Калев наверняка уступил бы тебе Флёренс!

— В город собираешься? Я могу подвезти тебя.

Мэтью Гавейн, уже ставший для него добрым другом, которому Тим предложил перейти на «ты», наблюдал за тем, как тот с трудом взбирается на спину своего Приятеля, в то время как конюх Ламбертов запрягает в личную полукаретку Нелли элегантную упряжную лошадь. Стояло холодное, влажное весеннее утро, и Мэтт считал, что крытая карета гораздо лучше поездки под дождем.

Но Тим лишь мрачно покачал головой.

— Я езжу верхом не для удовольствия, а для разработки мышц. Ты знаешь, что даже если просто сидеть верхом на лошади, которая идет шагом, у тебя работает шестьсот пятьдесят мышц?

Мэтт пожал плечами.

— А сколько их работает у лошади? — вяло поинтересовался он.

Тим не стал отвечать на это, лишь удивленно поглядел на элегантную повозку, в которую забрался Мэтт.

— Как это тебя удостоили чести ездить в личной карете моей матери? Покатаешься с Шарлен? В такую обычную среду?

— Ты ведь не думаешь всерьез, что твоя мать дала бы мне карету, чтобы покататься с Шарлен? Нет, мне предстоит встреча с инвестором. Я должен встретить этого господина на вокзале и привезти сюда, пока в него не вцепились Уэберы. Вроде как старик Уэбер устроил эту встречу, но твой отец собирается вести переговоры самостоятельно. Он даже все еще трезв. — Мэтт взял поводья.

Тим поехал рядом с каретой.

— Весьма показательно, что мне он не сказал об этом ни слова. Мне это окончательно надоело, и я предпочел бы как можно скорее уехать. На следующей неделе есть даже пароход, идущий в Лондон. Но он снова уйдет без нас.

Тим отпустил поводья и с болью в душе отметил, что Приятель перешел на рысь одновременно с упряжной лошадью. Мэтт увидел его искаженное от боли лицо и заставил каурую кобылку перейти на шаг.

— Тебе нужно купить лошадь, которая будет ходить помедленнее, — заметил он. — В Европе тебе все равно потребуется новая.

Тим пожал плечами.

— Втолкуй это Лейни. Она непременно хочет, чтобы мы взяли лошадей с собой. Тогда, по ее словам, она будет как бабушка Гвинейра. Новая страна, но со своей лошадью и собакой. Понятия не имею, как я должен это оплачивать!

— Думаю, у ее семьи есть деньги, — произнес Мэтт, не переставая следить, чтобы его лошадь шла прогулочным шагом. Он прекрасно успевал к вокзалу, и дождь его не пугал. А Тим выглядел так, словно сильно мерз, да и сидел в седле не очень уверенно.

— Вот только пожелают ли они тратить эти деньги на то, чтобы отправить свою только что обретенную дочь за море? — Тим сомневался. — До отъезда она обязательно хочет съездить в Квинстаун и на Кентерберийскую равнину, чтобы повидаться со всей семьей, прежде чем попрощаться с ними…

— Думаю, твоей Лейни не хочется уезжать из Новой Зеландии, — произнес Мэтт. В принципе, он был в этом совершенно уверен, однако хотел пощадить Тима.

Тим вздохнул.

— Знаю, — пробормотал он. — Но что же мне делать? Здесь с моей профессией у меня абсолютно нет перспектив. А заниматься чем-то другим? Рубен О’Киф предложил мне работать с ним. Они скоро открывают магазин в Уэстпорте. Они все сегодня поехали туда, чтобы посмотреть комнаты. Но я ведь не торговец, Мэтт. У меня нет к этому дара… и, честно говоря, ни малейшего желания тоже.