Диана Хэвиланд - Наперекор стихии

— Он здесь? Но почему…

— Как я уже сказал, все госпитали переполнены, а леди, живущая здесь, предложила свой дом.

Следуя за капралом, Селена старалась стряхнуть с себя ощущение нереальности, охватившее ее. В прихожей не было ни ковра, защищавшего шелка и бархат гостей Жизель, ни лакеев в ливреях и напудренных париках. Вместо этого там стояли всевозможные транспортные средства, даже несколько фермерских тележек, наскоро приспособленных для перевозки раненых в Седане солдат обратно в Париж.

Хрустальные канделябры сверкали в прихожей, как и много лет назад, когда она приезжала сюда с Брайном, но свечи не горели, и на потолке едва были видны нарисованные там почти обнаженные нимфы и сатиры, сирены и богини с открытой грудью. Две монахини бесшумно сновали, каждая занятая своим делом, одна с подносом, другая с тазом.

Поднявшись следом за капралом по широкой, прежде ослепительно белой, теперь испещренной грязными следами ног лестнице, Селена безошибочно уловила одуряющий запах болезни, так непохожий на то, что можно было почувствовать здесь раньше, когда дорогие женские духи смешивались с ароматом тепличных цветов. Огромная бальная зала, где она с Раулем танцевала вальс Штрауса и Оффенбаха, теперь превратилась в больничную палату, заставленную рядами коек. Жизель вышла к ней навстречу. Она выглядела нарядно даже сейчас, в черном фуляровом платье с высоким воротом, с просто зачесанными назад темными густыми волосами.

— Мадам де Бурже, — сказала она, легко кивнув головой, — думаю, вы не возражаете, что ваш муж находится здесь.

Возможно, в ее голосе прозвучали нотки сарказма, но Селену сейчас это не волновало.

— Я благодарна вам за это, — с достоинством сказала Селена, отбрасывая воспоминания. — Могу я его видеть?

Жизель подошла к одной из монахинь.

— Это жена полковника де Бурже, — сказала она ей.

Монахиня кивнула и сказала:

— Сюда, пожалуйста, мадам.

— Мой муж… Как тяжело он ранен? — спросила Селена высокую бледную монахиню, пробираясь за ней по проходу между рядами коек.

— Взорвался снаряд, — объяснила монахиня. — У полковника в груди и плечах много осколков. Не все еще вынуты. А правая рука полковника была раздроблена. Ампутация происходила в полевом госпитале, он потерял огромное количество крови, несколько дней его нельзя было трогать. В Седане был полный хаос, понимаете…

Все ее разногласия с Раулем были забыты, горечь сменилась состраданием к этому сильному молодому мужчине, профессиональному солдату, теперь покалеченному. Она с трудом сдерживала слезы.

Монахиня предложила ей маленькое бархатное позолоченное кресло, раньше бывшее частью обстановки бальной комнаты, и Селена села возле узкой койки, на которой лежал Рауль. Его лицо потемнело, заросло щетиной, губы высохли и потрескались от лихорадки. Селена тихо позвала его, и когда Рауль открыл глаза, она увидела, какие они потускневшие, без тени узнавания. Справа под одеялом была впадина. Она потянулась к его левой руке и почувствовала, как он сжал ее пальцы.

— Селена?

— Да, дорогой, я здесь.

На его губах появилась слабая улыбка. Он снова сжал ее пальцы и закрыл глаза.

— Иногда его сознание проясняется, — объяснила монахиня. — А потом он снова впадает в забытье.

— Я должна поговорить с доктором, — взволнованно сказала Селена. — Где он?

— У нас нет постоянного доктора, мадам, — ответила монахиня. — Доктор Левассер из военного госпиталя «Валь де Грас» приходит сюда как только может. Остальное время мы сами как-то справляемся.

Монахиня повернулась, услышав хриплый крик с одной из коек, и Селена осталась наедине с Раулем. Несмотря на жару снаружи, окна были плотно закрыты, так как считалось, что свежий воздух вреден больным и раненым; зловоние было тошнотворным.

Селена не знала, сколько она сидела перед Раулем, пока он не открыл глаза.

— Селена, — сказал он, с трудом дыша, боль искажала его лицо, — я хочу, чтобы ты знала…

Она подвинулась ближе и услышала:

— Мы не струсили под Седаном, мы сражались, атаковали снова и снова…

Она хотела сказать Раулю, что это не имеет никакого значения, но, прочитав его взгляд, поняла, что для него это важно.

— Я горжусь тобой, — сказала Селена. — И твой отец будет гордиться.

— Правда? Как только я поправлюсь, мы поедем в Лоррейн…

Селена старалась не думать о войсках, все еще сражавшихся между Парижем и северо-восточным побережьем Франции, о пруссаках, которые войдут во французскую столицу. Уже сейчас шли приготовления к долгой осаде. Французской армии оставалось только отступать назад, к столице, где усиливались укрепления.

— Да, дорогой, — успокоила она Рауля. — Скоро мы поедем в замок.

— Но мы не сможем поехать туда надолго, — сказал Рауль. — Как только я достаточно поправлюсь, я снова присоединюсь к полку. И в этот раз мы выгоним пруссаков…

Он замолчал. Господи! Селена подумала, что Рауль не знает, что произошло. Может быть, он не осознает, что потерял руку.

— Напиши моим родителям, — снова заговорил Рауль. — Но подбирай слова осторожно. Папа все такой же драчун, несмотря на свой возраст, но мама… Ее сердце может не вынести удара…

— Я буду осторожна, — пообещала Селена.

Он улыбнулся и снова закрыл глаза. Когда Селена прикоснулась к его лбу, чтобы отбросить назад прядь темных волос, она почувствовала, как пылает его кожа от лихорадочного жара.

— Мой муж не осознает того, что с ним произошло? — спрашивала Селена изможденного, усталого доктора Левассера, когда вечером он пришел в «госпиталь» Жизель.

— Не полностью. Я думаю, он не хочет смириться с потерей руки. Но время…

— У него есть время, доктор?

Мгновение седовласый доктор изучал ее лицо, как будто пытаясь понять, достаточно ли в ней сил.

— Его шансы невелики, мадам. Ампутация происходила в самых примитивных условиях, в Седане. А потом он проделал путь в Париж в открытой крестьянской повозке. У него воспаление легких. Многие мужчины не вынесли бы подобного. Но полковник де Бурже молод и силен. Мы должны верить, что он выкарабкается.

Селена кивала, думая о Кейте, о том, когда она снова сможет увидеть его. Но она знала, что было бы безумием оставить сейчас Рауля. Она вспомнила, как он сжал ее пальцы. Она должна остаться и сделать для него все возможное.

— Доктор, вы нам нужны. Несколько минут назад принесли больного тифом. Мы не можем положить его вместе с другими ранеными, — сказала одна из монахинь.

Доктор Левассер поклонился Селене, улыбнулся ей ободряюще и поспешил к больному.

Селена делила свое время между Раулем, который временами впадал в беспокойный лихорадочный сон, и другими больными, так как временному госпиталю катастрофически не хватало рук. Ей дали большой белый передник, чтобы прикрыть ее модное платье из синей тафты, и, засучив рукава до локтей, она ходила по палате, выполняя инструкции монахинь — выносила грязные тазы и кувшины, мыла грязные, искалеченные тела, выбирала личинки из гноящихся запущенных ран, привыкая к запаху омертвелой плоти.