Георг Борн - Султан и его гарем

Между тем маленькое судно все продвигалось вперед вверх по Нилу и уже вошло в расположение тропических стран.

Наконец, когда состояние Лаццаро улучшилось настолько, что он мог есть и пить, цель длинного путешествия была, казалось, достигнута.

Недалеко от города Ассуана лодка причалила к берегу. Обе Маски вышли из нее, и Лаццаро также должен был следовать за ними. Двое негров остались в лодке, двое других взяли оружие, и путешествие продолжалось пешком.

Негры, казалось, были здесь, как у себя дома, и знали заранее, куда должен направиться маленький караван. Они стали во главе группы и направились к возвышенности, видневшейся вдали. Во время полуденного жара был сделан отдых, а с наступлением вечера путешественники снова двинулись в путь.

На следующий день дорога путников пролегла по обширной плоскости, их взорам предстала ужасная, бесконечная пустыня Сахара.

Лаццаро все еще не знал, куда ведет их путь и что с ними будет.

Три дня и ночи двигались они по пустыне. Наконец остановились на ночлег. С разных сторон слышался львиный рев, доносились крики шакалов и гиен, но Лаццаро был так утомлен, что скоро заснул.

Когда он проснулся, солнце стояло уже высоко и вокруг стояла страшная жара.

Он вскочил и дико огляделся кругом. Где он был? Где были Золотые Маски, негры?

Вокруг него расстилалась пустыня – он был один! Люди оставили его! Тогда все вдруг стало понятно ему! Его привели в пустыню, чтобы он окончил здесь свою жизнь!

Это было исполнение смертного приговора, произнесенного над ним Золотыми Масками.

Около него лежало ружье, сабля, кинжал и рожок с порохом и пулями, оставили и съестные припасы – на первые дни или недели его снабдили всем необходимым.

Лаццаро поспешно опоясался саблей, засунул за пояс кинжал, повесил за спину ружье и бросился по следам, оставшимся на песке. Он надеялся еще догнать бросивших его, надеялся найти следы дороги, чтобы возвратиться к реке, но негры были догадливы. В скором времени следы привели его на каменистую почву, на которой не могло оставаться никаких следов…

Напрасно искал здесь Лаццаро следы, напрасно бродил туда и сюда – он не нашел ничего! Скоро его начала мучить жажда, и он поспешно возвратился к прежнему месту стоянки, где между съестными припасами был оставлен бочонок с водой, к которой было примешано вино. Он утолил жажду и закопал в землю драгоценный напиток.

Лаццаро был один среди пустыни и понимал, что ему надо хорошенько обдумать, что предпринять для спасения своей жизни.

Съестных припасов, оставленных ему, не могло хватить надолго, он должен был постараться охотой добыть свежие припасы и, кроме того, приготовиться к борьбе с дикими зверями.

Он знал теперь, что находится в пустыне Африки, понимал произнесенный над ним приговор!

Но все-таки грека не покидала надежда найти выход из своего ужасного положения, надежда возвратиться из пустыни.

Но наказание было ужаснее, чем он думал, потому что жизнь в Сахаре была постоянной борьбой за выживание, и Лаццаро скоро узнал это!

Съестные припасы быстро иссякли, и надо было позаботиться добыть новые!

Напрасно Лаццаро целые дни бродил по пустыне, надеясь найти караванную дорогу или какой-нибудь оазис, – куда он ни шел, везде была пустыня.

Он с ужасом ожидал того дня, когда придет конец его съестным запасам.

Однажды вечером, гоняясь, за антилопой, Лаццаро попал в ту каменистую часть пустыни, где потерял след Золотых Масок; бродя по ней, он неожиданно попал в небольшую долину, где росло несколько пальм. Это место показалось ему раем, и еще более он обрадовался, когда вдруг вдали заметил приближающегося человека.

Он уже хотел крикнуть, но вдруг голос замер у него в груди. Человек, шедший по долине, был ему знаком, грек не мог ошибиться – это был Мансур, загорелый от солнца и с ружьем за спиной…

Лаццаро прилег, чтобы, скрывшись от Мансура, наблюдать за ним.

Грек не ошибся – это был действительно Мансур, у него был построен между деревьями шалаш, и теперь он возвращался с охоты.

Итак, Мансур был также здесь! Он разделил с Лаццаро одиночество пустыни!..

Принцесса могла быть вполне довольна: Сади-паша был навсегда изгнан султаном! Кроме того, она говорила себе, что если Сади действительно снова соединился с Рецией, чего она, впрочем, точно не знала, то их счастье все-таки было навсегда расстроено тем, что у них не было их ребенка, и это счастье никогда не могло возвратиться, так как принцесса думала, что ребенка нет в живых.

Однажды утром, когда принцесса приказала позвать к себе Эсму, ей доложили, что та неожиданно сильно захворала.

Рошана так привыкла к своей доверенной служанке, что была сильно раздосадована ее болезнью. От сильной горячки Эсма потеряла сознание и в бреду произносила дикие, бессвязные слова.

Принцесса приказала позвать к ней доктора, но тот выразил мало надежды на выздоровление. В те минуты, когда Эсма приходила в сознание, на нее нападал такой страх, что горячка еще более усиливалась. Она говорила о ребенке в лодке, об ужасной буре, о боязни принцессы и снова теряла сознание.

Наконец молодая девушка начала, казалось, поправляться, потому что в одно утро она была совершенно спокойна и пришла в полное сознание, но доктор покачал головой и объявил, что это улучшение обманчиво и к вечеру больная скончается.

Эсма тоже, казалось, чувствовала это, тем не менее она не жаловалась, а спокойно покорилась судьбе, но у нее было еще одно желание: сообщить перед смертью одну тайну принцессе.

Когда принцессе донесли о последнем желании умирающей, она согласилась исполнить его и отправилась в комнату Эсмы.

Увидя принцессу, Эсма громко зарыдала.

– Я не могу умереть, принцесса, не сделав тебе одного признания! – вскричала она.

– Признания? – спросила Рошана, подходя к постели. – Говори, в чем хочешь ты мне признаться?

– Обещай простить и помиловать меня, принцесса. Сжалься над умирающей.

– Будь покойна, я прощу тебя. Если ты что-нибудь тайно похитила у меня, то я слишком богата, а ты достаточно наказана угрызениями совести.

– Я ничего не похищала у тебя, повелительница. Я только не исполнила одного твоего приказания!

Принцесса не подозревала, что это было за приказание.

– Это я также могу простить, – сказала она.

– О, благодарю, благодарю тебя, повелительница! – вскричала Эсма. – Если ты прощаешь меня, то я умру спокойно. Мне тяжело было хранить мою тайну, но если я поступила нечестно с тобой, то справедливо к несчастному ребенку…

– Какому ребенку? – вздрогнув, спросила принцесса.

– Ты приказала мне умертвить ребенка, который был отдан на попечение садовнице Амине!