Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 3

— Эрато, это не…

— Попридержи язык! — Тяжело ступая, он прошел через весь свой кабинет, достал с верхней полки бюст Домициана, по выражению лица которого можно было предположить, что он раздавил своим задом сырое яйцо, шумно сдул с него пыль и с силой стукнул им об стол, перевернув горшочек со стилями. — Поклянись на бюсте Императора-бога, что ты не принадлежишь к христианской секте.

Эрато где-то слышал, что ни один настоящий христианин не согласится давать такую клятву.

— Не могу! — в смятении Ауриана покачала головой. — В этом человеке меньше божественного, чем в собаках, которые роются в кухонных отходах. Я дочь Фрии и могу дать клятву только на локоне волос.

— Я так и знал. Ловко ты вывернулась. Это не религия, а заразная болезнь, и ты будешь находиться на карантине, пока я не удостоверюсь, что у тебя прошла эта блажь. Начиная с этой минуты тебе запрещается говорить на своем родном языке. Я хочу, чтобы мои стражники понимали каждое слово, которое сходит с твоего языка. Стражники будут охранять твой сон и ходить вместе с тобой в столовую. Если это страшное поветрие распространится и дальше, я погиб. Нам следовало назвать тебя Пандорой, а не Аурианой. Ты принесла нам столько бед! Ну вот, теперь у меня буквально голова раскалывается, и все это благодаря тебе. Оставь меня!

В полдень следующего дня Суния ходила по овощному базару, располагавшемуся на узкой улочке, которая вела на скотный рынок. Переходя от лотка к лотку и торгуясь с продавцами, она наконец набрела на ту траву, которую заказывала Ауриана, на гвоздичный корень, который как ни в чем не бывало торчал из плетеной корзинки, словно устал ждать, пока за ним придут. Суния замедлила шаг, пропустив вперед других кухонных невольниц, которые тут же стали покупать лук у другого лотка и не обращали на нее никакого внимания и весело тараторили, словно малиновки на кусте рябины. Через плечо у каждой были перекинуты двойные корзины — на спину и на грудь, где лежала уже всякая всячина: капуста, репа, спаржа, чечевица, угри и щуки. Суния сморщилась якобы от боли, уронила свою корзину и наклонилась, хватаясь за ногу. Теперь, если бы ее спутницы обернулись, то подумали бы, что у нее опять заболела плохо сросшаяся лодыжка.

Над прилавком, где продавались травы, были натянуты бычьи шкуры, защищавшие от знойного солнца. Они образовывали нечто вроде кожаного шалаша, откуда тянуло запахом аниса, мяты и укропа, связками лежавшего на лотке. Когда Суния потянулась за пучком гвоздичного корня, из-за прилавка раздался скрипучий, шамкающий голос.

— А зачем тебе это нужно, мой ягненочек?

Суния застыла как вкопанная. Внезапно улица, полная людей, показалась ей пустой. Там были лишь мухи, солнце, да звук ее собственного дыхания.

— Для приправы к поросячьим ножкам, — вздрогнув, ответила Суния, и ее голос прозвучал слишком громко и резко.

В глубине палатки закопошилось что-то непонятное, но вскоре глаза Сунии, привыкнув к полутьме, различили там скрюченную старуху неприятной наружности. Уголки косого рта изгибались книзу, а сам рот с невероятно тонкими губами казался отверстием, прорезанным острым ножом или бритвой. Чуть выпученные, презрительные глаза казались способными видеть все, даже то, что творилось за спиной старухи. Ее кожа высохла как пергамент.

Суния не смогла скрыть свой испуг, и это только подзадорило злобную старуху.

— Ну и невежа. Ты хочешь приправить этим поросячьи ножки? — ведьма ткнула пучком тимьяна в лицо девушки.

— Мой хозяин приказал мне принести именно эту траву.

Суния почувствовала, как все ее тело пронзил страх. Она повернулась и огляделась кругом. На другой стороне улочки между винной лавкой с четырьмя обшарпанными колоннами, между которыми были натянуты цепи, увешанные глиняными сосудами, и заведением, где продавали бронзовые зеркала, висевшие подобно подвескам в ушах куртизанки, стоял мальчик ливийской наружности, одетый в тряпье. Сердце Сунии обдало ледяным холодом. Мальчик наблюдал за ней с наглым любопытством. «Проклятье! Ауриана была права — Эрато приставил своих шпионов и ко мне».

— Стало быть, твой хозяин — невежественный дурак и не смыслит в поварском деле. Скажи ему, что Феба с рынка трав дала ему другую приправу.

— Пожалуйста, мне очень нужно… — начала Суния.

Костлявая рука со скрюченными пальцами с поразительной силой и ловкостью вцепилась в запястье Сунии. Неужели это была людоедка в человеческом облике? У Сунии возникло ощущение, что одной ногой она увязла в топком болоте, и если туда же попадет вторая нога, не миновать гибели. Вредная карга приблизила к ней свое лицо.

— Не пускай мне пыль в глаза. У тебя нет никакого хозяина, а если и есть, то таких деликатесов, как поросячьи ножки, он отродясь не видел. Тебе нужны приправы для угрей, пойманных между мостами через Тибр.

Суния заметила, что мальчик покинул свой пост и направился в ее сторону. В этот момент ей удалось вырвать руку. Быстро прикинув в уме приблизительную цену товара, она бросила на прилавок пять медных ассов [22] Асс — мелкая медная монета весом около одиннадцати граммов. и, схватив пучок гвоздичного корня, заковыляла прочь.

Ливийский мальчик подошел к старухе и, выбрав такую же траву, что купила Суния, помахал ею перед глазами торговки.

— Для чего нужна эта трава, почтенная знахарка?

— Только подумать, она хотела приправить этой травой поросячьи ножки. Фу, какая дрянь! Хозяин этой девчонки, должно быть, совсем свихнулся. Этой травой лечатся беременные женщины.

Парнишка ухмыльнулся. Ему не были известны причины, по которым он был нанят следить за хромой невольницей из Великой школы, но ясно было одно — что его хозяину, главному лекарю этой же школы, такие сведения наверняка пригодятся.

В последний день перед началом Игр, которые должны были продолжаться две недели, Великая школа не знала отбоя от посетителей, потому что распространился слух, что ранним утром на тренировке будет открыто практиковаться сам Аристос. Многие его поклонники с трудом дождались времени, когда, наконец, вышел их кумир, благоухающий запахами борделя и облаченный в роскошную мантию. Его темно-русые волосы были аккуратно зачесаны назад.

Ауриана уже закончила свою тренировку, и ее вместе с Сунией повели назад в камеру. Конвой из шести стражников с трудом прокладывал дорогу в толпе. На Ауриане был плащ с капюшоном, скрывавший ее лицо, чтобы сторонники Аристоса не узнали ее и не устроили беспорядков, с которыми ее охрана вряд ли смогла бы справиться.

Аристос без промедления начал учебную схватку с Роданом, выступавшим на арене еще в первые годы правления Домициана и решившим опять попробовать счастья, бросив вызов господству Аристоса. Их завтрашним поединком должны были открываться августовские Игры.