Эльвира Барякина - Князь советский

Copyright © 2015 Эльвира Барякина

Климу Рогову,

неблагодарному мерзавцу, которого я зря пригрел на своей груди

От Фернандо Хосе Бурбано,

его начальника и хозяина этой чертовой радиостанции, пропади она пропадом!

ПО ПОВОДУ

твоего подлого увольнения по собственному желанию

28 сентября 1927 г.

Китайская Республика

г. Шанхай

Примечание секретаря-машинистки О. Харпер: Извините, Клим, я печатаю то, что диктует босс.

Неблагодарный мерзавец!

Ты не имеешь права увольняться с моей замечательной радиостанции и ехать к черту на рога, то есть в Советскую Россию! Ты наш лучший ведущий, и без тебя у нас будут большие проблемы с рекламой, а мы только что заключили контракт с ребятами, которые производят таблетки «Успокоин». Я обещал, что ты сделаешь им конфетку, а вместо этого ты сделал ноги, за что я тебя ненавижу и проклинаю, чтоб ты пропал!

Учти, что назад я тебя не приму, даже если ты приползешь на брюхе и будешь просить прощения целый год.

Объясни мне, какого черта тебе надо в твоей сумасшедшей стране? Ведь ты едва уехал оттуда после революции! Ведь там правят большевики, которые не чтут Бога и отбирают частную собственность у добрых коммерсантов!

Если ты просто сбрендил, купи себе «Успокоин» – ребята дадут тебе скидку по знакомству. А если ты сознательно дуришь, то, надеюсь, большевики повесят тебя на ближайшей осине.

Твой друг Фернандо

Моему начальнику, другу и хозяину этой чертовой радиостанции

Фернандо Хосе Бурбано

От неблагодарного мерзавца

Клима Рогова

По поводу моего увольнения

29 сентября 1927 г.

Китайская Республика

г. Шанхай

Дружище, не сердись на меня: я просто делаю то, что должен.

Моя жена попала в беду: большевики вывезли ее в СССР, и ей там грозит смертельная опасность. Я доподлинно знаю, что советская политическая полиция, ОГПУ, хватает вернувшихся на родину белогварейцев и отправляет их в лагеря где-то далеко на севере. Чекистов не интересует, виноват человек или нет – они «нейтрализуют» его на всякий случай, так что я должен попытаться спасти Нину.

Мне наперед известно, что ты скажешь: «Такие дамочки приносят мужчинам одни несчастья». Безусловно, ты прав: возвращаясь в Советскую Россию, я сам рискую попасть в лапы ОГПУ – ведь я такой же белогвардейский эмигрант, как и моя супруга. И даже если я верну ее, я не надеюсь на мирную семейную жизнь – Нина с ее страстной душой и напористым характером не приспособлена к этому.

Как бы объяснить, чтобы ты все понял и не обижался на меня?

Допустим, ты решил привести свой особняк в приличный вид и вложил в эту затею десять тысяч. Грузчики привезли театральную люстру на цепях и оставили ее в вестибюле – в разобранном виде; рабочие вырыли котлован для бассейна, и теперь у тебя на заднем дворе громадная яма, на дне которой стоит дождевая вода и разводятся комары. Рам в окнах нет, камин не работает, и вот уже полгода ты ужинаешь не дома, а по ресторанам и друзьям – потому что в твоей кухне и столовой все разворочено.

Бросишь ты свою затею? Нет, конечно! Ты зашел слишком далеко и уже не в состоянии повернуть назад. К тому же перед твоими глазами стоит дом твоей мечты – и тебе отчаянно хочется жить именно там.

Нечто подобное испытываю и я. Мы познакомились с Ниной десять лет назад, в 1917 году, когда я приехал в Нижний Новгород за папенькиным наследством. Всю свою взрослую жизнь я прожил за границей и чувствовал себя молодым и талантливым избранником богов – ты можешь мне не верить, но я считался одним из лучших журналистов в Аргентине. А потом оказалось, что я еще и богат, как падишах, – отец оставил мне приличное состояние.

И вот представь: я пожертвовал всем, что у меня было, ради прекрасных Нининых глаз. Когда большевики взяли власть в России, все советовали мне вернуться в Буэнос-Айрес, но я решил, что моя любовь важнее и денег, и журналистской славы. Я не мог взять Нину с собой – ей не давали визу, и мне пришлось остаться в стране, в которой полыхала гражданская война. И хоть я потерял состояние и аргентинский паспорт, нажил немало шрамов и насмотрелся на такое, что и в страшном сне не привидится, я ни о чем не жалею.

Мне досталась роскошная, единственная в своем роде женщина, ради которой стоит лезть к черту в зубы. Рядом с ней я чувствую себя живым.

У каждого свои сокровища, Фернандо. Ты готов рисковать ради прибыли, а мне просто лень добывать золото или создавать торговые империи. Если я что-то делаю, то ради своей жены и маленькой дочки. Извини, вот такой у меня недостаток.

Пожалуйста, не отговаривай меня. Да, мы с Ниной разругались в пух и прах; да, наши отношения зашли в тупик и я не вижу из него выхода. Но мне уже поздно идти на попятную.

Твой друг, соратник и сотрудник,

Клим Рогов

Климу Рогову

От Фернандо Хосе Бурбано

По поводу твоей*** объяснительной записки

Китайская Республика

г. Шанхай

Примечание секретаря-машинистки О. Харпер: Там, где стоят звездочки, мистер Бурбано выражался нецензурно. Извините, если что не так.

Катись к чертовой матери, ты ***, ***, чтоб тебя ***!

Слушай, если ты вернешься живым из СССР, давай сделаем радиоспектакль по мотивам твоих похождений? Публике, наверное, понравится. Если ребята, которые делают «Успокоин», к тому времени не разорятся, мы привлечем их в качестве рекламодателей.

Ты будешь рассказывать, как за тобой гонялись *** большевики, а во время рекламных пауз посоветуешь слушателям принимать таблетки от нервов.

В общем, записывай все, что с тобой будет происходить, а если тебя там начнут убивать, ты выкрои минутку и отправь свои рассказики нам, а мы пустим их в эфир.

Если тебе потребуется заупокойная служба, телеграфируй. Ты хоть и не католик, а православный ***, я за тебя помолюсь и сделаю все, как надо.

Твой друг Фернандо

Окно в комнате, которую занимала Нина Купина, было забрано тонкими красными рейками, сложенными в затейливый узор. Когда-то тут жила супруга важного китайского чиновника, и деревянное кружево на ее окне служило символом успеха и процветания.