Георг Борн - Новая царица гарема

В нише, с противоположной стороны, стоял диван для султана. Входная дверь была закрыта красной материей, покрытой высказываниями из Корана, вышитыми золотом. В эту минуту шейх-уль-ислам стоял у шкатулки со священными предметами и казался повелителем, глядевшим с нескрываемым удовольствием, как султан и его свита смиренно подходили к святыне и почтительно склонялись перед нею. Затем последовала общая молитва. Когда молитва была окончена, султан, утомленный празднеством, возвратился в нишу, чтобы несколько мгновений посидеть на диване. К нему поспешно подошел Рашид-паша с изменившимся лицом; казалось, он хотел сообщить нечто особенно важное, иначе он не осмелился бы беспокоить в такую минуту его величество.

– Ваше величество в опасности, – прошептал Рашид-паша, обращаясь к султану. – Возникло что-то вроде заговора, и я боюсь самого ужасного!

– Отчего ты пришел к этому убеждению? – спросил султан.

– Мне показалось, что караульные ненадежны. Ваше величество простит меня, если я зашел слишком далеко в своем усердии.

Это новое донесение Рашида-паши, казалось, очень неприятно подействовало на султана, и можно было заметить, что он обвинял не того, кто передал его. Он встал и, ни слова не ответив визирю, пошел вон из ниши.

В это мгновение Магомет-бей повернулся к стоявшему у дверей Сади, чтобы передать ему тайное приказание. Но неожиданное появление султана, казалось, помешало исполнению его намерения.

Султан вышел из мечети и, проходя мимо Сади, обернулся к нему.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Сади, ваше величество, – отвечал молодой лейб-гвардеец.

– Иди вперед и убей всякого, кто стал бы тебе поперек дороги! – приказал султан.

Сади пошел перед султаном, держа саблю наготове, визири последовали за ним, тогда как шейх-уль-ислам и его свита еще остались в мечети. Твердыми шагами шел вперед Сади, вполне сознавая всю важность своего положения и внимательно осматриваясь по сторонам, стараясь заметить малейшую опасность и готовясь защищать своего повелителя. Абдул-Азис с удовольствием глядел на молодого отважного солдата, с таким мужественным видом шедшего впереди. Увидев, что султан так быстро оставил мечеть, вся свита бросилась вслед за ним, торопясь догнать и присоединиться к шествию.

Саркастическая едва заметная улыбка мелькнула на губах шейх-уль-ислама, когда он взглядом провожал султана и его свиту. Затем он сделал таинственный знак Магомет-бею.

Султан дошел до своих покоев, не встретив ничего, что могло бы оправдать предостережение Рашида-паши, затем Абдул-Азис сейчас же вышел во внутренний двор сераля, решив отсюда отправиться на берег Босфора, и сел в ожидавшую его лодку, чтобы ехать в свой любимый дворец Беглербег. Сади дошел до берега. По знаку султана он вошел в лодку и стал на часах у входа в павильон для султана, решив пропустить врага повелителя только через свой труп.

Когда султан благополучно доехал до чудесного сада, окружавшего его любимый дворец, Сади также оставил лодку и, держа саблю наголо, снова пошел впереди султана, над которым слуги несли балдахин. Войдя во дворец, Сади упал на колени и опустил вниз острие сабли, так как султан подошел к нему.

– Жди здесь моих дальнейших приказаний! – сказал ему Абдул-Азис и начал подниматься по покрытой ковром лестнице.

Не прошло и четверти часа, как появился чиновник и потребовал того лейб-гвардейца, который провожал султана из сераля. Сади должен был сказать свое имя, тогда чиновник вписал его в бумагу, которую принес с собою, и дал ее Сади. Когда последний развернул свиток, то увидал, что это указ, назначающий его подпоручиком капиджи-баши…

В то время как в летнем дворце султана происходила эта сцена, наполнившая радостью сердце Сади, в серале, во дворе, при наступавшей вечерней темноте происходила другая, мрачная, сцена, какие, впрочем, не редкость в Константинополе, как мы сами убедимся в этом впоследствии. После окончания праздничной процессии визири собрались на совет и по окончании его оставили сераль, чтобы сесть в ожидавшие их экипажи и ехать в свои роскошные конаки, как называются в Турции богатые частные дома.

Один из последних визирей, оставлявших дворец, был Рашид-паша, который один шел через внутренний двор, так как его сотоварищи все более и более отдалялись от него. Когда Рашид-паша дошел до главного выхода, который состоял из павильона с восемью окнами над воротами, ему послышалось, что сзади чей-то голос позвал его по имени. Он обернулся, и ему показалось, что он видит сзади себя во дворе человека в разорванном кафтане с зеленым арабским платком на голове, под которым что-то блестело, как золото. Рашид-паша не обратил внимания на это странное явление и вышел в ворота. В это же самое мгновение, прежде чем Рашид-паша успел дойти до своей кареты, на него бросились с обеих сторон двое капиджи-баши. Ни малейшего крика, стона или шума борьбы не было слышно… Рашид-паша был убит.

Когда на следующий день султану донесли о неожиданной смерти Рашида-паши, то Абдул-Азис не выразил ни малейшего сожаления о кончине любимого визиря, напротив, казалось, что султан даже доволен, что так неожиданно освободился от него.

Мать султана Абдул-Азиса султанша Валиде занимала часть сераля и пользовалась всяким случаем, чтобы приобрести влияние на дела и на своего сына. Она заботилась о том, чтобы султан постоянно находил новые для себя развлечения и наполняла его гарем красивыми наложницами. Она щедро раздавала придворным многочисленные подарки. Султанша преследовала в своей жизни две цели: властвовать над сыном и притеснять будущих наследников престола. Этим двум целям она жертвовала всем, и никакие средства не пугали ее, если дело касалось успеха ее планов.

Невольница по происхождению, она благодаря счастью и твердости характера достигла своего влиятельного положения. Отец Абдул-Азиса сделал ее своей законной женой, и тогда-то она решилась еще более усилить свое могущество. Когда султан, ее супруг, умер и на престол вступил его сын Абдул-Меджид, она сделалась султаншей-матерью, или, иначе, султаншей Валиде. Абдул-Меджид умер рано, и престол наследовал Абдул-Азис. Она осталась по-прежнему султаншей Валиде, только власть ее еще более увеличилась, и началось ее настоящее царствование.

Величественная наружность султанши Валиде не выдавала ни ее лет, ни ее происхождения, на которое указывала только ее любовь к ярким цветам и роскошным костюмам. У нее были резкие, почти мужские черты лица, и не только наружность, но также и голос выдавали силу ее характера и суровость, граничившую с жестокостью. У себя в покоях султанша Валиде постоянно ходила с открытым лицом, но тщательно закрывала голову, чтобы скрыть, что ее волосы совершенно поседели.