Джейн Остин - Гордость и предубеждение

– Умоляю, дорогой, – не надо! – воскликнула его жена. – Я не могу слышать об этом без дрожи. Пожалуйста, не говори об этом ненавистном человеке! Нет ничего хуже, когда твое имение наследуют не твои дети, а кто-то другой; знаю – если бы я была на твоем месте, уже давно попыталась бы что-нибудь придумать и найти выход из этой неприятной ситуации.

Джейн и Элизабет пытались объяснить ей сущность майоратного наследования, но тщетно. Они и раньше пытались это сделать, но не могли достучаться до здравого смысла миссис Беннет; поэтому она упорно продолжала неистово сетовать по поводу такого порядка наследования, который позволяет отобрать имение у семьи, в которой аж пять дочерей, в пользу какого-то никому не нужного ничтожества.

– Такое обстоятельство действительно очень несправедливо, – сказал мистер Беннет, – и ничто не сможет загладить вину мистера Коллинза, которая заключается в том, что он унаследовал Лонгберн. Но если вы послушаете это письмо, то, может, его стиль хоть немного смягчит вашу суровость. – Нет, я уверена, что этого не произойдет. И я считаю, что с его стороны было огромной наглостью и лицемерием писать тебе вообще. Терпеть не могу таких фальшивых благотворителей. Лучше бы продолжал ссориться с вами, как это делал до него его отец.

– А что, кажется, у него действительно были какие-то сыновние угрызения совести по этому поводу – вот увидите.

«Гансфорд, что возле Вестерхема, Кент.

(15 октября)

Уважаемый господин!

Спор между вами и моим уважаемым покойным отцом всегда был для меня поводом для большого беспокойства. С тех пор, как я имел несчастье потерять отца, я часто желал устранить недоразумение, и некоторое время меня сдерживали сомнения – я боялся, что хорошие отношения с теми людьми, с которыми он всегда имел удовольствие ссориться, были бы надругательством над памятью о нем. – «Вот это место, миссис Беннет». – Однако теперь мое мнение по этому поводу вполне определено, поэтому, получив посвящение в Истер, я имел счастье быть назначенным на должность ее светлостью леди Кэтрин де Бург, вдовой сэра Льюиса де Бурга. Именно благодаря ее щедрости и благотворительности я получил важную должность приходского священника в ее приходе, где я теперь ревностно и смиренно, с благодарным уважением отношусь к ее светлости и буду всегда готов выполнять обряды и торжественные церемонии, введенные Англиканской Церковью. Более того, как духовное лицо я считаю своим долгом способствовать установлению благословенного мира во всех семьях, которыми мне придется заниматься. Утешаю себя мыслью, что эта моя душевная попытка примирения является достойной всяческих похвал и то обстоятельство, согласно которому я должен унаследовать поместье Лонгберн, будет с вашей стороны доброжелательно проигнорирована и не заставит вас отбросить предлагаемую мной оливковую ветвь мира. Меня не может не беспокоить тот факт, что для ваших дочерей являюсь олицетворением бедствия, поэтому прошу вас разрешить мне извиниться и заверить вас в своей готовности ко всевозможной компенсаций со своей стороны – но об этом мы поговорим позже. Если вы не возражаете против того, чтобы принять меня в вашем доме, то я охотно нанесу вам и вашей семье визит в понедельник, восемнадцатого ноября, в четыре часа; позвольте мне воспользоваться вашим гостеприимством до следующей субботы, лично для меня это не вызовет каких-либо неудобств, поскольку леди Кэтрин совсем не возражает против того, чтобы я время от времени мог в воскресный день пойти по своим делам при условии, если к ведению службы привлекается какой-то другой священник. С искренними пожеланиями добра вашей жене и дочерям, ваш уважаемый господин, неизменный доброжелатель и друг

Уильям Коллинз».

– Значит, в четыре часа мы будем ожидать появления этого посланника мира, – сказал мистер Беннет, складывая письмо. – Как по мне, то он представляется чрезвычайно добросовестным и вежливым молодым человеком; не сомневаюсь, что он станет очень полезным знакомым, особенно когда леди Кэтрин будет проявлять к нему благосклонность, давая ему возможность приходить к нам в гости.

– Однако меня заинтересовали его высказывания относительно девушек, и если ему уж так хочется компенсировать им убытки, то я – не тот человек, который будет ослаблять его интерес.

– Трудно догадаться, – сказала Джейн, – каким образом он собирается сделать нам возмещение, которое считает своим долгом, но такое желание определенно делает ему честь.

Элизабет была поражена преимущественно его необыкновенной почтительностью в адрес леди Кэтрин и добросердечным намерением крестить, женить и совершать похороны своих прихожан в любое время и в любом месте.

– Это, наверное, какой-то чудак – я так думаю, – сказала она. – Не могу понять, что он за человек. В его стиле немало напыщенности. А что он хотел сказать своими извинениями за то, что является прямым наследником? Можно подумать, он бы отказался от этого права, если бы мог! Папа, его можно назвать здравомыслящим человеком?

– Нет, моя дорогая, думаю, что нет. Я сильно надеюсь, что окажется как раз наоборот. Его письмо – это смесь раболепия и гордости, и это дает основания надеяться на лучшее. Мне очень хочется его увидеть.

– С точки зрения композиции, – отметила Мэри, – его письмо не кажется каким-то бестолковым. Может, мысль об оливковой ветви и не очень оригинальна, зато представлена она очень удачно.

Для Кэтрин и Лидии ни письмо, ни его автор никакого интереса не представляли. Это произошло бы разве что тогда, если бы он появился перед ними в ярко-красном мундире, потому что несколько недель все их развлечения были связаны с людьми в одежде только такого цвета. Что касается их матери, то письмо мистера Коллинза почти развеяло всю ее антипатию к нему, и она готовилась встретить родственника с таким внутренним спокойствием, что муж ее и дочери были весьма удивлены.

Мистер Коллинз пунктуально прибыл в указанное им время и был радушно и вежливо встречен всей семьей. Мистер Беннет говорил мало, зато дамы находились в достаточно разговорчивом настроении, и, похоже, что мистеру Коллинзу тоже не требовалось поощрение, потому что он явно и сам не собирался молчать. Это был высокий двадцатипятилетний молодой человек коренасто-неуклюжего телосложения. Вид у него был мрачно-серьезный и степенный, а манеры – очень формальные. Не успел он усесться, как уже отпустил миссис Беннет комплимент по поводу ее замечательных девушек, сказав, что раньше слышал много об их красоте, но теперь убедился, что правда далеко опередила слухи; затем указал на отсутствие у него сомнений относительно их дальнейшего счастливого будущего в семейной жизни. Некоторым из присутствующих такая галантность не совсем понравилась, но миссис Беннет, для которой годились любые комплименты, с готовностью подхватила: