Виктория Холт - Украденные ночи

Но труднее всего делать вид, что ничего не произошло, хотя душа разрывается от страха и боли. Я точно знаю: здесь происходит что-то очень плохое. В один момент я в этом уверена, но уже через минуту спрашиваю себя: а что, если это со мной что-то не в порядке? Что, если я все это придумала? Я не знаю, что мне делать, Тоби, и я надеюсь, что ты сможешь меня ободрить, как всегда делал это, когда я была маленькой девочкой.

Я хочу тебе рассказать еще кое-что. Я взяла этот наполовину опустошенный флакон с маслом сандалового дерева, пошла в джунгли и зашвырнула его далеко в чащу. Но меня не оставляло странное чувство, что за мной кто-то наблюдает. В последнее время это чувство успело стать привычным. Я вернулась в дом. В моей комнате все еще пахло сандаловым деревом, но мне показалось, что теперь этот запах значительно слабее. Я заверила себя, что со временем он и вовсе исчезнет.

А теперь, Тоби, самое жуткое. Я подошла к ящику, выдвинула его и увидела в нем полупустой флакон с маслом. Я взяла его в руки. Пробка снаружи была влажной. Это, вне всякого сомнения, был тот же флакон, который я только что выбросила в заросли. Что я должна была подумать, Тоби? Как следует это понимать? Я унесла его прочь и выбросила… и вот он вернулся назад. Я попыталась рассуждать здраво. Я вспомнила тебя и то, как ты учил меня смотреть в лицо своим страхам и неприятностям. Я очень часто о тебе думаю, Тоби. Я сказала себе, что это не может быть тот же флакон. Это другой флакон, твердо решила я. Либо кто-то подобрал тот, который я выбросила, и принес его обратно. Но почему? И тут я засомневалась в том, что я действительно отнесла масло в джунгли и выбросила его там. Я готова допустить, что я только намеревалась это сделать.

Я вернулась в джунгли, чтобы разыскать выброшенный флакон. Я прямиком направилась к тому месту, куда он должен был упасть. Я раздвинула заросли. В этом месте они были особенно густыми. Но вместо флакона я увидела кобру. Она свернулась кольцом, как будто поджидая меня.

Представь себе всю степень моего ужаса. Я отпрыгнула назад и бросилась бежать. Клинтон как раз пришел домой. Я бросилась к нему и прижалась всем телом, крича, что в лесу возле дома я увидела кобру. Он тут же отправил туда своих людей во главе с управляющим плантацией, Нанкином. Я пошла с ними, чтобы показать им место, где была кобра. Они несли с собой палки и оружие. Понимаешь, это было так близко к дому, и они опасались, что кобра может проникнуть в сад или даже в дом.

— Она свернулась кольцом и спала! — восклицала я. — Я ее отчетливо видела.

Но там ничего не оказалось. Они прочесали всю опушку, но ничего не обнаружили. Старый Нанкин тряс головой и повторял: «Нет кобры. Ни следа кобры». Как будто я ее себе вообразила.

Я уверена, что так они и подумали. Клинтон надо мной посмеялся, и его работники тоже. «Нет кобры, мисси», — повторял Нанкин. Я почувствовала себя такой дурой. Но я ее видела, Тоби.

Тоби, тут что-то происходит. Напиши мне и скажи, что ты об этом думаешь. У меня есть основания предполагать, что у моей тети Марты не все в порядке с головой. Если честно, мне очень страшно. Это письмо — крик о помощи. Во всем мире есть один-единственный человек, способный мне помочь. Этот человек — ты, Тоби. Я знала это, когда жила на Дентон-сквер, и я знаю это сейчас.

Тоби, пожалуйста, напиши мне как можно скорее».

Дописав письмо, я решила сразу же его отправить, хотя оно не могло уйти раньше следующего дня. Тем не менее я знала, что не успокоюсь, пока не буду знать, что оно уже почти в пути.

Селия вместе со мной поехала в Манганию, и когда я сказала, что хочу зайти на почту, она спросила:

— Но ведь почту, кажется, привезут только завтра?

— Да, — кивнула я, — но я хочу кое-что отправить.

Она как-то удивленно на меня посмотрела. Наверное, она подумала, что это моя очередная странность.

Мы вместе зашли на почту, и я лично опустила письмо в мешок для корреспонденции.

— Наверное, это очень важное письмо, — небрежно заметила Селия.

— Да, я написала старому другу, теперь живущему в Индии. Его зовут Тоби.

— Ах да, ты мне о нем рассказывала.

Когда мы ехали обратно, у меня в душе все пело. Такова была моя непоколебимая вера в дружбу Тоби.

Однако самое страшное во всей этой странной истории ожидало меня впереди. Этот случай так меня подкосил, что стало невозможно и дальше игнорировать эти мои странные галлюцинации.

С Клинтоном и Селией я обедала у Клитии и Сета. Клинтон и Сет очень много обсуждали наши плантации, а я, как всегда, опасалась, что Клинтон ненароком узнает о том, что моя плантация ему никогда не достанется. В моем нынешнем состоянии я растеряла большую часть своей былой самоуверенности. Как сказала бы Джанет, теперь я «боялась своей собственной тени». Впрочем, временами мое истинное «я» брало верх и заверяло меня в том, что всему происходящему можно найти логическое объяснение, и все, что я должна сделать, это поймать того, кто вздумал проделывать со мной такие злые шутки. Моей устойчивой от природы психике хватало двух-трех ночей полноценного отдыха. После этого все мои страхи начинали казаться мне полным абсурдом.

И в этот вечер я была в подобном настроении. С Клитией и Селией мы обсуждали домашние дела. Мы говорили о Ральфе и его фантазиях, а также о слугах и всяких мелочах. Затем я присоединилась к мужчинам. Эта моя привычка всегда забавляла Клинтона. Должна признать, что хотя он любил потешаться над моим невежеством, оставаясь со мной наедине, при людях он никогда этого не делал. Селия и Клития продолжали беседовать о Ральфе. Клития очень привязалась к Селии, наверное во многом благодаря живому интересу, проявляемому моей подругой к ее сыну.

Когда наш визит подошел к концу, мы сели в экипаж и поехали домой. Мне всегда нравились эти ночные поездки. Хотя мы ехали по дороге, джунгли были совсем рядом, и я всегда прислушивалась к звукам, издаваемым животными, в это время выходившими на охоту. Иногда среди ветвей я замечала фосфоресцирующий блеск чьих-то наблюдающих за нами глаз, порой оттуда доносился звук ломаемых ветвей, погони, а затем шум борьбы, крики ужаса и ярости.

Когда мы приехали домой, нас поджидал Нанкин. Заискивающим тоном он сообщил Клинтону, что среди работников возникли беспорядки. Не поможет ли он уладить споры? Бузу опять затеяла жена Готала. Увидев сахиба Шоу, все сразу присмиреют. Клинтон ушел с Нанкином, Селия поднялась к себе, а меня задержала Лейла. Она принялась рассказывать мне о жене Готала, которая никогда не была хорошей женой своему мужу.

— Она очень красивая, — говорила Лейла. — Она нравиться мужчинам. Моя сестра Анула говорить, что там, где она, всегда быть беде.