Александра Девиль - Оберег волхвов

Пока воины и холопы, навалившись все разом, волокли Дмитрия в темницу, он успел прокричать так громко, чтобы услышали люди на улице:

— Эй, друзья! Награды мне не вручили, зато отправляют в темницу! Меня, свободного человека! Лишь потому, что отказался породниться с боярином и ползать перед князем!

Дальше уже ему не дали вымолвить ни слова, зажали рот и подтащили к тяжелой кованой двери, ведущей в подвал.

На улице поднялся шум. Люди бурно возмущались, требовали свободы и заслуженной награды для победителя. Некоторые уже начали было взбираться на забор, чтобы, оказавшись во дворе, помочь купцу своими руками. Но княжих отроков на улице оказалось много, и все они были вооружены, а потому недовольных быстро постаскивали с забора и поразгоняли. Самые смелые из горожан пытались сопротивляться, но, получив раны и увечья, вынуждены были отступить. Разъяренный Шумило, позабыв о своих ранах, кинулся в драку, и Никифору стоило огромных усилий увести новгородца, объясняя ему, что, оставшись живым и свободным, он скорее сможет помочь плененному другу.

Боярышня Анна отвернулась от окна и, схватившись за голову, убежала в свою комнату. Ее потрясло все происшедшее на боярском дворе. Она долго размышляла и терзалась сомнениями, не зная, как поступить.

Через какое-то время шум во дворе и на улице поутих. Великий князь со свитой покинул боярский двор. Толпу любопытных и недовольных княжие отроки поразгоняли. Скрылись где-то в глубине дома или сада Завида, Берислава и двое-трое самых преданных им холопов. Куда-то ушел и боярин.

Когда было уже далеко за полдень, Анна решилась наконец выйти из своей комнаты. Отдаленные звуки гуслей привлекли ее внимание. Посмотрев из окон верхнего этажа на улицу, она поняла, откуда доносится музыка. Через дорогу от боярского дома, за соседним двором, росло толстое высокое дерево. На его ветках разместились несколько молодых парней, одетых по-скоморошьи. А на первом от ствола разветвлении сидел, словно на коне, здоровенный белокурый детина с гуслями в руках и, перебирая струны, пел:

Анна закрыла уши и замотала головой, чтобы не слышать дальнейших слов, и все же разобрала, что в насмешливой песенке ее обзывают так же злобной дурой, а боярина Тимофея — неблагодарным ослом. Потом были еще какие-то шутки насчет княжеской и боярской постели, но этого Анна и вовсе не поняла. Смех и улюлюканье сопровождали пение гусляра. Но вот раздался громкий свист — видимо, сигнал тревоги — и шутники, попрыгав с дерева, тут же исчезли из виду.

Эта скоморошья выходка окончательно утвердила Анну в ее решении. Она пошла искать отца и нашла его в маленькой комнатке, где он сидел у окна и читал псалтирь. Оглянувшись на дочь, недовольно сказал:

— Опять ты лицо закрываешь, будто сарацинка какая-нибудь. Правду Завида говорит: плохо тебя мать Евдокия воспитала, сделала дикаркой.

— Неправда, тетушка была святая женщина и плохому меня не учила, — возразила Анна. — А лицо я закрываю потому, что мне стыдно людям в глаза смотреть. Тебе тоже должно быть стыдно. Вы с князем плохое дело сделали, и теперь люди будут судить вас на каждом углу. А меня станут высмеивать так, что и жизнь мне покажется не мила.

— Откуда у тебя такие мысли? — Тимофей удивленно воззрился на дочь. — Кто тебя научил осуждать князя и родного отца?

— Никто меня не учил, сама до этого дошла. Я ведь видела и слышала все, что происходило на нашем дворе. У окна стояла, наблюдала. И еще знаю, что уже сейчас люди начали сочинять про нас всякие насмешливые песенки и прибаутки. А что дальше будет? Возненавидит нас весь честной народ. Только холопы да всякие прихвостни останутся на нашей стороне.

— А это уж не твоя забота. С насмешниками и наглецами я как-нибудь сам разберусь. Да и князь не позволит…

— Пойми же меня, батюшка!.. — перебила его Анна. — Пойми, не хочу я, чтобы честные люди меня проклинали! Они же не знают, что моей вины тут нет.

— Так, по-твоему, мы с князем неправильно сделали, что этого дерзкого купчишку посадили в подземелье?

— Да разве ты сам не понимаешь? Этот купец… Дмитрий-Ратибор… Ведь он герой, он людей от душегуба избавил. Вы награду за разбойника обещали, а вместо этого…

— Мне тоже неловко, — вздохнул боярин, пряча глаза от вопрошающего взгляда Анны. — Но только Дмитрий сам все испортил. Как он посмел тебя оскорбить? Где это видано — какой-то мужик отказался от дочери боярина.

— Отец, да нельзя же людей соединять насильно. Господь не велит. Я и сама не хочу выходить замуж — ни за этого купца, ни за кого-либо другого.

— Но ведь ты же согласилась…

— Только потому, что вы с матушкой Гликерией меня вынудили! Но Божьего благословения на этот брак я не чувствовала. Послушай меня, отец, сделай милость. Отпусти купца, дай ему обещанные гривны. Тогда и Бога не прогневишь, и людей против себя не настроишь.

— Нет, дочка, не могу я этого сделать. Он не только нас с тобой, он и великого князя оскорбил. И теперь не в моей власти его освободить.

Тимофей встал и отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен. Но Анна не отставала:

— Не могу я смириться, что безвинный человек будет заживо гнить в подземелье. Бог накажет и меня, и тебя, и князя. Скажи мне, батюшка, неужели нет какого-нибудь способа помочь купцу?

— Только один способ и есть. — Тимофей повернулся к дочери, но посмотрел не на нее, а куда-то в сторону. — Князь тогда его помилует, когда этот гордец на коленях попросит у него прощения за свою дерзость, а у меня — твоей руки.

— Понятно… Нелегко будет уговорить купца на такое унижение.

— Да и кто возьмется уговаривать?

— Я и возьмусь. И с Божьей помощью найду такие слова, которые смогут его убедить.

— Ты, дочка?.. — Тимофей удивленно поднял брови. — Ты станешь уговаривать его жениться? Но ведь…

— Да, отец. Я не хочу выходить замуж. Но если это надо будет сделать, чтобы спасти человека, я согласна.

— Добрая у тебя душа, как у твоей покойной матери… — Тимофей посмотрел на дочь долгим грустным взглядом. — Не понимаю, за что эти глупые людишки обзывают тебя злобной дурой. Видно, у них самих мозги набекрень…

— Бог рассудит, на чьей стороне правда… Так ты разрешишь мне пойти поговорить с купцом?

— Прямо сейчас?

— А когда же? Ведь завтра князь будет устраивать ему судилище. И, скорее всего, из нашего подземелья купца переведут в княжескую тюрьму. А оттуда он может и по гроб жизни не выбраться.

— Да, ты права. Ну, пойдем. Как раз сейчас удобный момент. Завида с Бериславой нам не помешают, они ушли выбирать наряды и украшения для свадьбы.