Александра Девиль - Оберег волхвов

Беседуя, они медленно приближались к монастырю, где в уединенной келье жила Евпраксия, а Феофан расписывал стены монастырской церкви.

Дмитрий рассказал бывшей императрице, как ездил в половецкое становище, вел переговоры с Ехиром — главой куреня [12] Курень — соединения нескольких, в основном патриархальных, родственных семей у кочевых народов. , захватившего в плен Никифора и Шумилу. И хотя молодой купец поднаторел в торговых сделках, но на этот раз сбить цену ему не удалось. Половцы, жадные и отощавшие после трудной зимовки, ни за что не уступали, заявив, что с выгодой продадут пленников в Корсуни [13] Корсунь — русское название Херсонеса Таврического. , а то и оставят их у себя, сделают из них колодников — ведь молодые сильные рабы им и самим нужны. К тому же они пригрозили искалечить пленников, чтобы те не убежали: разрезать им пятки и в рану засыпать рубленый конский волос. Так и пришлось Дмитрию выложить за друзей все деньги без остатка — все, что было припасено на весеннюю торговую кампанию.

— Но это не беда, — подвел итог Дмитрий. — У нас еще есть время. С апреля два торговых каравана ушли по Днепру, а третий отплывает почти через месяц. Вот на него-то мы и должны успеть. Только бы поскорее добыть денег, чтобы закупить товар и ладью для перевозки. А потом вся надежда на удачный торг. В Корсуни у меня есть знакомый корабельщик, я ему давно заказал галиот. Если буду в этот раз с прибытком — и корабль выкуплю и дела свои поправлю.

— Но зачем тебе морской корабль? — удивилась Евпраксия. — По нашим рекам с порогами он не пройдет. Или ты задумал поселиться в Корсуни и оттуда выходить в Понт и Средиземное море? Но те морские пути давно уже заняты итальянскими и византийскими купцами.

— Ничего, там и для меня место найдется, — улыбнулся Дмитрий. — Если б я хотел только торговать — хватило бы мне ладьи или насада [14] Насад — усовершенствованная ладья с палубным перекрытием и высокими бортами. . Плавал бы с другими купцами по изъезженному пути из Киева до Царьграда. Но мне надо больше. Хочу бывать и в Трапезунде, и в Эфесе, и в Антиохии, и в итальянских землях. А повезет — дойду до франкского побережья, а то и дальше на запад.

— Странная тяга к морю у степняка, — задумчиво сказала Евпраксия.

— Степь — она тоже как море.

— Пожалуй… А много ли денег тебе надо? Возможно, я смогу помочь.

— Спасибо тебе, госпожа, но к подаркам я не привык, а занимать у хороших людей не хочу, потому что судьба у меня неверная, могу из странствий не вернуться и долг не уплатить. Конечно, можно взять деньги у ростовщиков, да уж больно процент сейчас высок. От такой лихвы все киевляне стонут, но князь Святополк лихварям покровительствует.

— И не только им, — вздохнула Евпраксия. — Окружил себя Святополк любимцами, а они ему наушничают, вражду сеют. Поверил же он когда-то Давиду Игоревичу, что Мономах — тайный злодей, что бедный Василько [15] Теребовльский князь Василько был оклеветан и не без ведома Святополка ослеплен. Это вызвало гнев Мономаха и Святославичей. Малодушный Святополк свалил вину на непосредственного исполнителя злодейства — князя Давида Игоревича. — враг…

— Что ж делать, не в моей власти поменять великого князя, — усмехнулся Дмитрий. — Но я знаю, как добыть деньги с помощью одного из княжеских любимцев. Тех гривен, которые боярин Тимофей обещает за Быкодера, как раз хватит, чтобы закупить товар, нанять ладью и полностью рассчитаться с корабельщиком. Как думаешь, госпожа, не обманет меня Тимофей? А то ведь может пообещать, а потом цену снизить. И что ему сделаешь? Он у Святополка под крылом.

— Как же он может обмануть в таком деле, — возмутился Шумило, — если при всем честном народе на площади его бирич [16] Бирич — должностное лицо; вызывал на суд, собирал подати и штрафы, публично зачитывал указы. зачитывал указ и называл награду за Быкодера!

— Что с того? Награда велика, пока злодей на свободе. А когда его убьют или закуют в цепи, — князю и боярину награда покажется слишком щедрой.

— Ты так говоришь, Дмитрий, будто разбойник уже у тебя в руках, — заметила Евпраксия. — Его еще надо выследить, поймать, одолеть. Награда потому и велика, что никто не может справиться с этим душегубом. Быкодер — не просто разбойник, он — дьявольское отродье. Нелегкие деньги ты решил добывать себе, Дмитрий Клинец.

— Нелегкие, зато сразу большие. Да и не верится мне, что в своих странствиях я не встречал злодеев похуже Быкодера. И потом, я не один буду, нас трое. И мы не темные запутанные смерды и не смиренные монахи-затворники, а люди бывалые. Если уж мы с местным разбойником не справимся, так что же нам делать в море, где можно на турецких пиратов напороться?

— Храбрость не должна быть безрассудной, — вздохнула Евпраксия. — Но думаю, что напоминать тебе об этом излишне. Ты — купец, а значит, человек расчетливый, рассудительный и не будешь зря рисковать. А я желаю тебе удачи… и той жизни, к которой ты стремишься.

Евпраксия перекрестила на прощание Дмитрия и его друзей. Они приняли ее благословение с благодарностью, но, отойдя на несколько шагов, уже заговорили о своем, строя планы на будущее и обсуждая, с чего начать охоту на Быкодера. Предстоящие дела занимали их гораздо больше, чем беседы и советы благочестивых обитателей монастыря.

Зато Евпраксия и Феофан долго стояли у ворот обители и смотрели вслед необычной троице, пока та не скрылась за углом. Жизнь, на которую они добровольно обрекли себя в монастырских стенах, была спокойной и праведной, но застывшей в своем однообразии. А Дмитрий и его друзья промелькнули мимо, как быстрокрылые призраки другой жизни — бурной, деятельной, наполненной опасностями и борьбой, словно паруса — морским ветром…

Впрочем, Евпраксия тоже когда-то испытала в своей жизни бури и опасности и теперь вовсе не жалела о прошлом. Но с мудростью зрелого человека она подумала о той особенной энергии молодости и мужества, которая тянет некоторых людей в большой мир, чтобы познать его и завоевать…

Лом боярина Тимофея Раменского был одним из лучших в Киеве. Увенчанный по центру резным теремом [17] Теремом в те времена называли вышку с шатровым верхом над парадной лестницей. , а по бокам четырехугольными расписными башенками-повалушами, он красовался среди просторного двора с хозяйственными постройками, конюшней, голубятней и пышно цветущими деревьями сада. Многие горожане, проходя мимо, вздыхали, глядя на эту роскошь и думая, как должны быть счастливы обитатели такого красивого дома.

Между тем за этими крепкими стенами давно уже не было настоящей радости, а шла непрерывная, скрытая от внешнего взгляда борьба.