Кэтрин Коултер - Нескромное предложение

Девушка вопросительно склонила голову.

— Моя лошадь, — пояснил Филип. — А теперь позвольте подложить вам под спину подушку, миледи.

Сабрина встрепенулась и широко распахнула глаза. «Он не ошибся!» — в панике подумала она и медленно проговорила:

— У меня нет печатки. И поэтому никакая я не леди. Отчего вдруг вы вообразили, будто я леди?

Филип уже хотел было сказать, что пошутил, но что-то удержало его. Почему она так странно себя ведет?

— Нет, печатки у вас не имеется, — согласился он, — но это и не важно. Садитесь, настало время обеда!

Он помог ей поудобнее устроиться на подушках, уселся рядом и принялся энергично помешивать суп, чтобы немного охладить.

— Представьте себе, этот рецепт добыт прямо с кухни его величества вашим покорным слугой! Неужели не верите? Попробуйте хотя бы!

Он поднес к ее рту ложку с бульоном. К величайшему облегчению и восторгу Филипа, она с удовольствием съела весь суп и, когда миска опустела, покачала головой:

— Просто восхитительно, Филип! Не будь вы виконтом, могли бы стать первым поваром короля!

— Прежде чем рассыпаться в дифирамбах, попробуйте хлеб, — предложил он. — Правда, с эстетической точки зрения он выглядит не совсем изящно, но вы, надеюсь, не откажетесь проглотить кусочек.

Он протянул ей ломтик все еще теплого хлеба. Сабрина старательно прожевала его, проглотила и даже не поморщилась. Наоборот, улыбнулась.

— Великолепно! Вы просто гений кулинарии. Где научились так готовить?

— На Пиренейском полуострове. Там не то что виконт, а даже герцог в два счета овладеет наукой выживания. Однако сомневаюсь, что ваш энтузиазм в отношении моих кулинарных изысков сохранится надолго. Стоит вам поправиться, и обязательно начнете привередничать.

Мрачная тень легла на лицо девушки.

— Знаете, мой отец был убит в сражении при Сьюдад-Родриго.

Эверсли! Так вот откуда ему так знакомо это имя! К сожалению, лицо офицера стерлось из памяти.

— Очень печально, — вздохнул Филип. — Много прекрасных людей унесла война. Я тоже был ранен. — Девушка охнула. — Да, в плечо. Пришлось вернуться в Англию. Иногда, при смене погоды, старая рана надсадно ноет. Но мне все-таки очень повезло: я вернулся домой живой.

Сабрина прикусила губу. Ну почему отцу выпала иная доля? Как несправедлив рок!

Но что сейчас думать об этом!

— Ваш хлеб немного похож на черепаху, а я только сейчас откусила у нее голову, — неожиданно выпалила она, к удивлению Филипа.

— Какая отталкивающая мысль!

Лицо Сабрины озарила улыбка, и на щеках появились милые ямочки. Как она очаровательна! Красива, полна света, энергии, лукава и остроумна.

— Вот отдохну немного и съем ее ноги!

— Да вы настоящая садистка!

— Что это означает?

Бедняжка до того невинна, что не слышала о порочном французе, маркизе де Саде! Филип покачал головой:

— Я просто хотел сказать, что у вас весьма живое воображение. Очень мило.

Сабрина неожиданно сжалась и ушла в себя. Филип удивился. Почему? Он ничего особенного не сказал.

— Знаете, — беспечно заявил он, — мне этот каравай напоминает плиту песчаника, который добывается в каменоломнях моего имения.

— Наша повариха время от времени учила меня готовить. Мне в самом деле понравился ваш хлеб, милорд, хотя должна признаться, что немного закваски не помешало бы.

— Вы правы, но я так и не смог ее найти.

Сабрина снова улыбнулась, но уже через силу, и откинула голову на подушку. И вздрогнула, когда он коснулся ее щеки.

— Нет-нет, не отстраняйтесь. Я должен проверить… Слава Богу, жара нет.

— И долго мы здесь находимся?

— По моим подсчетам, двое с половиной суток. Думаю, вы пробыли в лесу не слишком долго, прежде чем я вас нашел.

— Это Эппингемский лес.

— Ну вот, теперь я знаю, что ваша фамилия Эверсли и что этот лес называется Эппингемским. Не хотите открыть мне, где живете?

Глаза ее опасно сверкнули. Да у нее еще и характер есть!

— Какой сегодня день? — спросила она вместо ответа.

— По-моему, среда, — немного подумав, ответил Филип. Как странно жить вне времени!

Среда.

Девушка с обреченным видом отвернулась, не желая, чтобы он видел выражение ее лица. Она покинула Мон-мут-Эбби в воскресенье. С тех пор, казалось, прошла вечность. Сабрина подумала об оставленной деду записке и часто-часто заморгала. Она не заплачет. Ни за что не заплачет, иначе Филип заподозрит неладное. До деда уже наверняка дошли известия, что она не добралась до Боремвуда, и ее считают мертвой.

Филип встал. Что-то здесь не так. Но не стоит донимать ее расспросами.

— Позже мы поговорим о том, почему вы вдруг решили уйти из дому, милая. Ваша семья, наверное, с ума сходит от беспокойства. Бурану недолго осталось бушевать. — Он ободряюще сжал ее руку. — Нет, не волнуйтесь, все обойдется, вот увидите. Мои друзья, вне всякого сомнения, немедленно отправятся на поиски, как, впрочем, и ваши родственники.

Сабрина побелела как полотно, но постаралась выбросить из головы мысли о дедушке и Треворе. Она устала… смертельно устала. Сделав усилие, она повернулась к Филипу.

— Ваши глаза. Они так красивы… кажется, это было так ужасно давно, но помню, что хотела видеть, как вы хмуритесь или улыбаетесь, чтобы прочесть ваши мысли и узнать, какой же вы человек на самом деле.

— Со мной вам это вряд ли удастся. Потом решите, хорош я или плох. Сейчас поспите немного, а когда проснетесь, сил прибавится. Я оставлю вам суп с хлебом.

Филип терпеливо дождался, пока она не заснет. «Значит, у меня прекрасные глаза, Сабрина? Кстати, она так и не призналась, каким человеком меня считает!»

Он тихо подошел к окну и рассеянно уставился на белый пейзаж. Снег уже не бил в окна с прежней силой. Ветер ослабел. Скоро метель уляжется. Кстати, где он раньше слышал имя Эверсли? В Сьюдад-Родриго?

— Ну же, дорогая, что ты молчишь? Говори! Какие-нибудь новости?

Элизабет стояла перед дедом с опущенными глазами, нервно перебирая складки юбки.

— Никаких, дедушка, мне очень жаль. С самого утра наши люди обыскивают лес, но пока ничего не нашли.

— Тревор тоже участвует в поисках?

— Да, пытался, — пробормотала Элизабет, отводя взгляд.

— И что это означает, позволь спросить?

— Тревор тяжело переносит наш суровый климат. Он был вынужден почти сразу же вернуться и отправился в спальню, немного согреться.

Граф повернул голову и несколько минут молча всматривался в замерзшее окно.

— Сабрина не глупа, — пробормотал он наконец, скорее себе, чем Элизабет.

Та подумала, что сестра всегда была последней дурой, и презрительно скривила губы. Горечь и ревность терзали ее.

— Но это не я убежала из дому, — неожиданно выпалила она, — опозорив себя и семью!