Кэтрин Коултер - Хозяин Соколиного гребня

Король Ситрик переспросил:

– Ты сказала – Клив из Малверна? Посланец герцога Ролло?

– Да. Он случайно забрел в сад, в который выходит задняя дверь моей комнаты. Я спросила его, кто он такой, и ему пришлось назвать себя.

– Так ты считаешь его красивым?

– О да, но речи его так же неопределенны и уклончивы, как и у других дипломатов, которые являются сюда, стараясь для своих хозяев. Он скользкий, как уж, и не говорит прямо, что ему нужно.

– Думаю, в тебе говорит предубеждение, Чесса. А я-то надеялся, что ты уже забыла ту неприятную историю с Рагнором Йоркским.

Она воинственно вздернула подбородок, и Ситрик улыбнулся. Она нисколько не походила на свою мать, нежную, кроткую Нафту, которую он любил больше, чем всю премудрость мира и едва ли не больше, чем собственную жизнь. Но не больше, чем он любит их дочь.

Он никогда не пытался излечить Чессу от ее чрезмерной прямоты. Острый язык был ее оружием в стычках с этой ведьмой, его второй женой, которую ему давным-давно следовало приструнить. Но Сайра все время отвлекает его своим гибким телом и бешеной страстью, и он забывает, что надо бы преподать ей урок. О боги, эта страсть сводит его с ума даже теперь, через восемь лет после их первой брачной ночи. Однако он должен надеть на Сайру крепкую узду, ведь она настоящая злыдня и люто ненавидит Чессу, так как почему-то видит в ней угрозу своему благополучию, хотя любому очевидно, что это сущая нелепость.

– Я действительно забыла про Рагнора, отец. Он был всего лишь глупый юнец. Я хорошо ему отомстила и выбросила из головы даже его имя. Я уже давно о нем не вспоминаю.

– Не лги, Эзе. Ты все еще страдаешь от обиды, которую он тебе нанес.

– Ты давно не называл меня Эзе, отец.

– Верно. Теперь мне больше привычно твое второе имя – Чесса. А имя Эзе случайно слетело у меня с языка. Ты ведь по-прежнему не возражаешь против своего нынешнего имени? Сама знаешь, я был вынужден дать его тебе вместо того, которое ты получила при рождении. Моему двору имя Эзе казалось странным, об этом много болтали, вот я и переименовал тебя в Чессу, в честь героини ирландских сказаний.

– Имя Нафта тоже звучало странно для ирландского уха?

Он помрачнел.

– Да, именно так. Но мы говорим о тебе, а не о твоей мачехе.

– Благодарение Фрейе [1]за то, что речь не о ней, – сказала Чесса и замолчала. Ей редко случалось отклоняться от темы разговора, обыкновенно она твердо придерживалась того предмета, который обсуждался.

Ситрик ждал, что она скажет дальше. Наконец Чесса заговорила снова:

– Я сказала тебе правду, отец. Я редко вспоминаю о Рагноре. Мне теперь самой странно, что когда-то я была настолько легковерной, что верила его лживым речам. Но я ему славно отомстила, то есть.., я хотела сказать…

Это было интересно. Чесса была скрытной и редко проговаривалась. Ситрик видел, что она раздосадована своей оплошностью.

– Так что же ты ему сделала, Чесса?

– Ну зачем тебе это знать, отец?

– Отвечай, Чесса: что ты ему сделала?

– Я приготовила из трав рвотное зелье и добавила в него имбиря для вкуса. Рагнор обожает имбирь. Мне говорили, что после этого его три дня выворачивало наизнанку.

Ситрик расхохотался. Благодарение богам, она не прикончила этого ублюдка, хотя и могла это сделать. Но нет, она проявила сдержанность, похвальное качество, которым совершенно не обладала Сайра, ее мачеха. Он хорошо ее воспитал и может ею гордиться. Она умеет учиться на своих ошибках и, насколько ему известно, никогда их не повторяет. Жаль, что она всего лишь женщина.

Чесса улыбнулась, радуясь, что отец не сердится на нее. Она очень любила его и не хотела огорчать.

– Отец, ты не мог бы пригласить этого Клива из Малверна пообедать с нами?

– Зачем?

– Я хочу посмотреть, способен ли он говорить как подобает мужчине или же только и умеет что пустословить.

– Так тебе недостаточно просто любоваться его красивым лицом, разными глазами и ладно скроенной фигурой?

– В общем-то достаточно. Кстати, у него и голос приятный. Мне нравится его слушать.

– Что ж, прекрасно. Да, вот еще что. Мне сказали, что вы с Сайрой опять повздорили. Из-за чего на этот раз?

– Тебе сказал об этом Клив из Малверна?

– Нет, дитя мое, не он. Откуда ему об этом знать? Так из-за чего вы ссорились?

– Я бы предпочла не говорить об этом, отец.

– Ты сделаешь так, как я сказал, Чесса. Отвечай – что стало причиной вашей стычки?

– Она опять ударила малютку Ингрид.

– За что на этот раз?

– Ингрид слишком медленно расчесывала ее волосы. Сайра так сильно ударила ее кулаком по ребрам, что у бедняжки остался синяк.

– Я поговорю с Сайрой, – сказал Ситрик. – Но ты постарайся впредь не ссориться с ней, Чесса, хорошо?

– Конечно, отец. Ты хочешь, чтобы она родила тебе еще сыновей? Ты поэтому терпишь ее злобность? Он вздохнул:

– Ты еще слишком молода, Чесса.

– Мне восемнадцать лет. В этом возрасте большинство девушек уже замужем и имеют детей.

– Однако ты, Чесса, еще невинна и мало знаешь о том, какие отношения связывают мужа и жену. Сайра дает мне то, о чем ты и понятия не имеешь.

– Ты хочешь сказать, что она дает тебе свое тело, когда ты этого хочешь? Что ж, я знаю, что для Мужчин это важно. Но я видела ее голой, отец. Она родила четверых детей, и теперь грудь у нее вся в белых полосках и живот тоже. Правда, она не растолстела, но все равно…

– Белые полосы, остающиеся после беременности, – это мелочь, Чесса. Они появляются у всех женщин и не портят их красоту. Для мужчины важно другое, то, чего ты пока не можешь понять.

– Рагнор хотел научить меня, чтобы я поняла, но я ему этого не позволила.

– Он посмел дотронуться до тебя?!

Чесса невольно улыбнулась, услышав суровый тон, которым были произнесены эти слова. Утехи с женой – это одно, а честь дочери – совсем другое.

– Да, попытался, но я тут же его одернула. Вот тогда он и принялся врать, что будет любить меня даже после Страшного суда. Клянусь, именно так он и сказал. Я только молча уставилась на него, дивясь его глупости.

– Давай заключим договор, дочь моя: держись подальше от Сайры, а я постараюсь привить ей толику смирения и доброты.

– Желаю удачи, – сказала Чесса и удалилась. А Ситрик подумал, что вряд ли сумеет перевоспитать Сайру. Пожалуй, когда они останутся одни, она первым делом затащит его в постель, а там уж он позабудет все, вплоть до собственного имени.

Клив сразу понял, что этот человек намерен его убить. Он поманил незнакомца рукой и, чтобы раззадорить его, насмешливо сказал:

– Ну давай, малыш, иди ко мне. Посмотрим, кто кого убьет: ты меня или я тебя. Иди ко мне, ты, жалкий, слюнявый трус!

Обращение “малыш” никак не подходило к незнакомцу: он был намного выше Клива, здоровенный, как бык, с громадными кулаками. Он был ужасающе грязен, и от него исходило резкое зловоние.