Лаура Кинсейл - Звезда и тень

Во мраке и тишине он погрузился в раздумье. Пусть отступит этот безграничный мир с его звуками, словно всплесками человеческой жизни, и только дыхание ветра, шевельнув портьеры, коснется его сознания. Он вглядывался в свое отражение в зеркале до тех пор, пока оно не стало отрешенным. Стальные глаза утратили всякое выражение, рот стал жестким… И вот лицо его превратилось в маску аскета, стало таинственным, потеряв живые человеческие черты. Лишь отблески света и тьмы, видимые и невидимые сгустки вещества.

Усилием воли он изменял реальность. Чтобы спрятать свои золотистые волосы, он позаимствовал костюм восточного театра кабуки — черный капюшон, которые носят служащие сцены куроко, когда мелькают украдкой, меняя декорации. Он отверг краску или сажу как непригодные для маскировки лица — их трудно быстро снять, вид будет слишком угрожающим. Вместо этого он надел маску цвета древесного угля, которая закрывала все лицо, кроме глаз. Обернул вокруг пояса мягкую облегающую ткань, словно укутавшись плащом, сливающимся с полуночным мраком. Под темной одеждой скрыл все необходимое, чтобы взбираться на стену, наносить удар по врагу, иметь возможность скрыться или убить. Выбрал легкую обувь вместо тяжелых ботинок, чтобы передвигаться бесшумно и незаметно, низко пригибаясь к земле.

Земля… вода… ветер… огонь… и бесконечность.

Скрестив ноги, он сидел на полу. Чутко прислушивался к тихому ветру, который ни одному смертному не дано остановить. Всем телом он ощутил мощь земли. Погрузился в пустоту, растворился в ночи. Невидимый в зеркале, неслышный в дыхании ветра.

Сцепив пальцы, он пробудил в себе могущественные силы, способные изменить существующий мир.

Он поднялся и исчез.

Леда внезапно проснулась глубокой ночью. Ей снились вишни. Она вздрогнула всем телом, от резкого движения ее пронзила боль, и забилось сердце. Девушка уставилась в темноту и попыталась унять дыхание — осознать разницу между сном и явью.

«Вишни… и сливы, что это было? Напиток? Пудинг? Рецепт сердечного лекарства? Нет… ах, нет… Шляпка!» Снова закрыла глаза. В полусне она пыталась вспомнить, были ли это вишни и сливы на полях новой шляпы Оливии, которую она купила в конце недели, когда мадам Элиза оплатила дневную работу.

Леда сознавала, что гораздо спокойнее размышлять сейчас о шляпе, чем всматриваться в эту темную комнату с пугающими углами. А что именно ее пробудило от крепкого сна?

Ночь молчала, только стучали часы, да легкий ветерок проникал в чердачное окно мансарды, неся запах Темзы вместо привычных запахов уксуса и винокурни. «Королевская погода» — так называли эту раннюю пору лета. Девушка ощутила свежесть на своей щеке. Празднества в честь Ее Величества сделали вечерние улицы более шумными, чем обычно, наполнив их толпой, закружившейся в вихре развлечений, а чужеземцы, бог знает из каких концов света, разгуливали повсюду. Их тюрбаны были украшены драгоценностями, и, казалось, будто они только что слезли со своих слонов.

Но сейчас царила ночная тишина. На открытом окне виднелась герань, а на столе — неясная груда розового шелка. Бальное платье должно быть подано к восьми, закончена вышивка на шлейфе, рюши и складки. Леде нужно придти к черному входу дома мадам Элизы в половине седьмого, с платьем в плетеной корзине, чтобы одна из горничных могла все проверить, прежде чем портье срочно его унесет.

Она попыталась снова задремать. Но тело ее было напряжено, и сердце сильно билось. Что это за звук? Она не знала, был ли он на самом деле или это стучало ее собственное сердце. Страшное предчувствие ее не обмануло: кто-то находился в ее маленькой комнате.

Леда застыла от ужаса. Ее страх заставил бы мисс Миртл презрительно фыркнуть. Ведь та ничего не боялась. Она не застыла бы в оцепенении с сильно бьющимся сердцем. Мисс Миртл вскочила бы с постели и схватила кочергу, которая у нее всегда была под рукой. Ведь она предвидела опасности, таящиеся для нее в темной комнате.

Но Леда не была сотворена из того же теста. И в этом отношении разочаровала бы мисс Миртл. Правда, кочерга у нее была, но она забыла поставить ее поближе к кровати перед сном, так как была такой усталой, да к тому же она ведь дочь легкомысленной француженки.

Безоружной, ей ничего не оставалось, как снова убедить себя, что в комнате, конечно же, никого нет. Решительно никого. Со своего места Леда видела почти всю комнату. Тень на стене — от ее пальто и зонтика на крюке, куда она их повесила месяц назад после похолодания в середине мая. Стул и стол со взятой напрокат швейной машинкой, умывальник с тазиком и кувшином. Она вздрогнула, увидев тень возле камина, но, вглядевшись, узнала очертания манекена с наброшенной прозрачной тканью. Все это девушка могла рассмотреть даже в темноте. Ее кровать была придвинута к стене мансарды, так что чужак мог только повиснуть на потолке, как летучая мышь. Должно быть, она одна в комнате.

Леда ненадолго закрыла глаза. Потом снова огляделась. Тень пошевелилась? Не была ли она длинновата по сравнению с ее плащом, доставая в темноте почти до пола? А внизу чернеются не очертания ли мужских ног?

Чепуха. Глаза ее слезились от усталости. Она закрыла их и глубоко вздохнула.

Снова открыла. Вгляделась в тень от плаща. Отбросила простыни, вскочила и закричала: «Кто там?»

Ответом на ее неуверенный вопрос была тишина. Она стояла босиком на холодном деревянном полу и чувствовала себя глупо.

Леда осмелилась и провела ногой круг в глубокой тени под своим плащом. Сделала четыре шага назад, к камину, и схватила кочергу. С этим оружием в руках она почувствовала себя хозяйкой положения. Протянула кочергу по направлению к плащу, похлопала железом по ткани, а затем провела по всем темным углам в комнате, даже под кроватью.

Тени оказались пустыми. Спрятавшегося чужака не оказалось. Ничего, кроме пустоты.

Ее мускулы расслабились, и она испытала облегчение. Леда сложила руки на груди, произнесла короткую благодарственную молитву и, удостоверившись, что дверь заперта, легла в кровать. Открытое окно, выходящее на грязный канал, не представляло опасности, как и покатая крыша, но она все-таки положила кочергу на пол поближе к себе.