Джулия Куинн - Романтическая история мистера Бриджертона

И последнее и самое главное, она, наконец-то, могла нормально питаться. Это особенно раздражало, когда она видела количество еды на приемах и вечеринках высшего света. Но девушка, занятая поиском мужа, предполагалось, не может показывать больше, чем аппетит маленькой птички. Это, с радостью подумала Пенелопа (поскольку в данный момент она откусывала просто восхитительно воздушный эклер из Франции), должно быть являлось лучшей возможностью, которая имелась у старой девы.

– Святые небеса, - простонала Пенелопа.

Если бы грех смог принять твердую форму, он без сомнения был бы одним из кондитерских изделий. Предпочтительно с шоколадом.

– Неплохо, да?

Пенелопа подавилась эклером, закашлялась, разбрызгивая вокруг себя микроскопические кусочки сладкого крема из эклера

– Колин, - задохнулась она, пылко молясь, чтобы не одна из разбрызганных ее капель не попала по нему.

– Пенелопа, - он тепло улыбнулся, - Я так рад тебя видеть.

– И я.

Он качнулся на пятках - раз, другой, третий - затем сказал: - Ты отлично выглядишь.

– И ты, - проговорила она, слишком озабоченная куда отнести эклер, чтобы придать их беседе большее разнообразие.

– Чудесное платье, - сказал он, проводя взглядом по ее зеленому шелковому платью.

Она улыбнулась, с трудом найдя, что сказать: - Оно не желтое.

– Действительно, оно не желтое, - он улыбнулся, и лед был сломан.

Это было странно, подумала она, что ее язык с трудом повиновался ей в разговоре с человеком, которого она любила, но было что-то в Колине, помогавшее любому человеку почувствовать себя непринужденно при разговоре с ним.

Возможно, думала Пенелопа больше, чем один раз, одна из причин, по которой она его любит и есть то, что в его присутствии она чувствует себя комфортно.

– Элоиза сказала мне, что ты был на Кипре, - произнесла она.

Он усмехнулся.

– Не мог сопротивляться желание побывать на месте рождения Афродиты.

Она улыбнулась в ответ. Его добрый юмор был заразителен, даже учитывая то, что последнее, о чем ей бы хотелось говорить, так это об Афродите, богине любви и красоты.

– Там также солнечно, как говорят? - спросила она, - Нет, забудь, что я сказала. Я могла бы догадаться и по твоему загорелому лицу.

– Я действительно немного загорел, - ответил он, кивая, - Моя мама была близка к обмороку, когда увидела меня.

– Я уверена, это от радости, - сказала Пенелопа. - Она ужасно тосковала по тебе, когда ты уехал.

Он наклонился к ней.

– Ладно, Пенелопа, надеюсь, ты не собираешься пилить меня? Так же, как моя мать, Энтони, Элоиза и Дафна. Я скоро умру от чувства вины.

– И не Бенедикт? - не могла не вставить язвительное замечание Пенелопа.

Он посмотрел на нее немного раздражительно.

– Его нет в городе.

– Ах, ну, в общем, это объясняет его молчание.

Он, сузив глаза и скрестив перед собой руки, сердито посмотрел на нее:

– Разве ты раньше была все время такой нахальной?

– Я просто хорошо это скрывала, - скромно ответила она.

– Теперь понятно, - сказал он сухим голосом, - Почему вы такие близкие подруги с моей сестрой.

– Я предполагаю, ты хотел сделать мне комплимент?

– Я совершенно точно уверен, что подвергнул бы лишней опасности свое здоровье, если бы намеривался сделать что-либо иное.

Пенелопа стояла рядом с ним, думая, что ответить на такое остроумное возражение, когда услышала

странный, хлюпающий звук, как будто что-то шлепнулось. Она посмотрела вниз и увидела большой желтоватый кусочек крема, выпавший из ее полусъеденного эклера, и приземлившийся на деревянный пол. Она подняла взор, чтобы посмотреть прямо в такие - ох - красивые зеленые глаза Колина, веселые и смеющиеся, в то время как он пытался сохранить серьезное выражение лица.

– Ладно, сейчас мне немного стыдно, - сказала Пенелопа, решая, что единственный способ не умереть от стыда, было заявить крайне очевидный факт.

– Я предлагаю, - сказал Колин, приподнимая вопрошающе бровь, - сбежать отсюда.

Пенелопа посмотрела вниз на эклер, уже без крема, но который она все еще держала в руке. Колин ответил ей кивком на близлежащее растение.

– Нет! - резко сказала она, широко открыв глаза.

Он наклонился ближе.

– Я думаю, ты сможешь.

Ее глаза перебежали от эклера на растение, затем обратно на лицо Колина.

– Я не могу, - пробормотала она.

– Люди совершают и более неприглядные выходки, эта же довольно умеренна, - указал он.

Это был вызов, и Пенелопа, имеющая иммунитет к таким детским выходкам, поняла, что не поддаться очарованию зеленых смеющихся глаз Колина невозможно.

– Ну, хорошо, - сказала Пенелопа, выпрямляя плечи, и бросая эклер прямо в горшок с растением.

Она сделала шаг назад, словно осматривая свою работу, и оглянулась вокруг, заметил ли ее проделку, кто-нибудь еще, помимо Колина. Колин следил за ней, затем подошел ближе, и повернул горшок так, чтобы листья растения закрыли эклер.

– Я не думал, что ты все-таки решишься на это, - сказал Колин.

– Как ты и говорил, это было все-таки ужасно нахально.

– Нет, но это, кстати, любимая мамина миниатюрная пальма.

– Колин! - Пенелопа развернулась на месте, намериваясь бежать обратно к горшку с растением и вытащить оттуда эклер. - Как ты мог, позволить мне! - Подожди-ка секунду.

Она выпрямилась, сузив глаза: - Это ведь не пальма.

– Разве, нет? - удивленным голосом спросил Колин.

– Это миниатюрное апельсиновое дерево.

Он моргнул.

– Оно уже стало апельсиновым деревом?

Она нахмурилась на него. По крайней мере, она надеялась, что у нее хмурый вид. Было очень трудно хмуриться на Колина Бриджертона. Даже его мать, леди Бриджертона как-то заметила, что ему невозможно делать выговор. Он всего-навсего улыбнется и смущенно посмотрит, а затем скажет что-то веселое и смешное, и вы уже не можете стоять и злиться на него. Вы просто не сможете сделать это.

– Ты пытаешься заставить меня почувствовать себя жутко виноватой, - сказала Пенелопа.

– Каждый смог бы случайно спутать пальму с оранжевым деревом.

Она с трудом сдерживалась, чтобы не закатить глаза.

– Любой мог бы спутать пальму с чем угодно, но только не с апельсинами.

Он задумчиво пожевал нижнюю губу с серьезным выражением лица.

– Хм-м, но, кое-то смог бы подумать, будто апельсины это кусочки пальмы.

– Ты просто ужасный лгун, ты это знаешь?

Он выпрямился, натягивая свой жилет, так как он высоко поднял голову и задрал подбородок вверх.

– На самом деле, я превосходный лгун. Но в чем я по-настоящему хорош, так это притворяться восхитительно застенчивым после того, как меня поймали на лжи.

Что, задавалась вопросом Пенелопа, она могла ответить на такое высказывание? Поскольку она была уверена ни у кого не было такой убедительной восхитительной застенчивости (застенчивой восхитительности?), чем у Колина с его руками, убранными за спину и с его глазами, поднятыми к потолку, и его губами, насвистывающими невинную мелодию.