Джейн Кренц - Любовница

— Я не слишком-то люблю правила, сэр.

— Я давно это заметил.

Она сделала еще один шаг назад и остановилась за спинкой своего кресла.

— Я слишком долго была вынуждена жить по чужим правилам, милорд, и пришла к выводу, что они подавляют свободную душу. Уверена, вы-то как раз должны понять мое стремление освободиться от оков.

— Вы говорите о свободе? Господи, Ифигиния, но никто из нас по-настоящему не свободен! Все мы подчиняемся правилам — своим или чужим. Если ты до сих пор не поняла этого, значит, ты наивнее, чем хочешь казаться.

Она гордо расправила плечи:

— Что ж, отлично! Если я должна жить по правилам, то лучше последую вашему примеру, милорд. Я создам собственные правила.

— Ради Бога. Меня интересует только одно: что говорят ваши правила о ситуации, в которую вы попали?

— Они говорят, что я не обязана ни за кого выходить замуж! Признаться, сэр, не вижу особого смысла в супружестве. В самом деле, чего стоят хотя бы эти «супружеские объятия»! Они далеко не так волнующи, как уверяют нас поэты, в чем я совсем недавно убедилась.

Маркус почувствовал, что получил отменный удар в солнечное сплетение. Он мучительно покраснел:

— Я уже говорил, что это моя вина. Я был с вами груб и нетерпелив.

— Ах, Маркус! — Гневный огонек борьбы вдруг погас в ее глазах. Стремительно обогнув угол стола, она бросилась к Маркусу. — Вы не должны винить себя во всем! Это и моя вина!

— Ваша? — Он непонимающе смотрел на подбегающую Ифигинию. Слишком поздно обожгла его мысль о том, что она собирается броситься в его объятия.

— Ну конечно! Именно я спровоцировала вас! Я ввела в заблуждение. Я прекрасно знала о вашем глупом правиле относительно связей с неопытными девицами, но мне так хотелось отдаться вам! Я нарочно подстрекала вас, сэр. Да-да, я практически уговорила вас…

— Ифигиния…

Шелестя юбками, она подлетела к нему. Маркус подхватил ее и крепко прижал к себе, только бы она не успела передумать.

— Я соблазнила вас, милорд, — шепнула она, спрятав лицо в складках его фрака.

— Нет. Я соблазнил вас. Я так хотел любить тебя. — Голос его звучал теперь низко. — Бог свидетель, даже если бы я знал всю правду, то уже не сумел бы остановиться. Я сожалею лишь, что вам не понравилась наша близость.

— Не правда! — приглушенно воскликнула она ему в плечо. — Мне все понравилось… до самого последнего момента. Как я уже говорила вам, я просто не рассчитала некоторые соотношения… Но это уж точно моя вина.

Маркус застонал. Невероятно: она не обвиняет его в неловкости, а берет всю вину на себя!

По-видимому, другого подобная наивность лишь позабавила бы, но Маркус был потрясен и глубоко тронут.

— Послушай меня, Ифигиния. Ты образованная женщина и, конечно, изучила огромное количество обнаженных мужских статуй, но поверь, ты ровным счетом ничего не смыслишь в подобных вещах.

— Но я изучала оригиналы, милорд. Оригиналы, а не одни только копии!

Он взял ее лицо в свои большие ладони и заставил поднять глаза.

— В следующий раз будет гораздо приятнее, Ифигиния. Клянусь тебе.

Она пытливо всматривалась в его лицо.

— Правда?

— Ты должна поверить мне. — Он легонько коснулся губами ее губ.

— Да, Маркус! О да, я верю тебе! — Привстав на цыпочки, она обхватила его руками и поцеловала с той же радостной готовностью, какую выказывала с самого начала их отношений.

Губы ее были нежными, теплыми и необыкновенно возбуждающими. Ее грудь прижималась к его телу. Маркус чувствовал нежные изгибы ее бедер, прикасавшихся к его ногам. Еще ни одна женщина не была так прекрасна в его руках!

Но еще важнее, что ее страстное влечение к нему не угасло, оно все еще горело в ее крови, как горят и переливаются свет и тепло в хрустальной призме. Значит, той ночью он все же не загасил своей неосторожностью это пламя.

Маркус почувствовал огромное облегчение.

Она все еще хочет его. Его неуклюжая близость не уничтожила ее влечения, не уменьшила в ней жажды его ласк. Все будет превосходно.

Он неохотно поднял голову и посмотрел на Ифигинию:

— Так, значит, решено?

Ифигиния робко улыбнулась ему:

— Я не возражаю против еще одной попытки, если вы в самом деле уверены, что она поможет…

— Уверен, — сказал он, а про себя поклялся, что не разочарует ее.

— Должно ли это означать, что вы не возражаете против продолжения нашего романа? — с надеждой заглянула ему в глаза Ифигиния.

— Это означает, — уверенно ответил он, — что мы должны как можно скорее пожениться.

Ифигиния застыла:

— Я уже сказала вам: это невозможно.

— А я уже сказал вам: ничего невозможного нет.

Она упрямо сжала губы:

— Маркус, обещайте мне честно ответить на один вопрос.

— Я никогда не лгу тебе.

Она грустно улыбнулась:

— Еще одно правило?

— Да.

— Отлично, тогда спрашиваю. Скажите, стояли бы вы здесь, уговаривая меня выйти за вас замуж, если бы убедились в том, что я действительно вдова, искушенная в супружеских утехах?

«Черт возьми, я должен был предвидеть ловушку», — подумал Маркус. Капкан неожиданно захлопнулся — и он позорно растерялся.

— Черт возьми, Ифигиния, это совершенно не важно.

— Нет, Маркус, для меня это очень важно.

Пропасть разверзлась под его ногами.

— Кто знает, что было бы, окажись вы и в самом деле той, за кого себя выдавали. Я никогда не встречал женщину, похожую на вас, Ифигиния… Откуда мне знать, что бы я предпринял!

— Если бы я оказалась той, за кого себя выдавала, вы предложили бы мне остаться вашей любовницей. Или я не права?

— Проклятие, Ифигиния, откуда я знаю?! Я человек науки и привык иметь дело с фактами, а не с предположениями о том, что было бы, если бы…

— Отвечайте, Маркус. Это очень важно.

— Ответ на ваш чисто умозрительный вопрос может быть только один — я не знаю ответа.

— Зато я знаю, — мягко ответила она. — И этот ответ — нет. Поэтому и я вам скажу только одно — нет.

— Разрази вас гром, женщина, неужели вы не осознаете всей серьезности положения?! У вас нет выбора.

— Будь я восемнадцатилетней девчонкой, не способной содержать себя и полностью зависящей от мнения окружающих, — тогда бы это было так. Но мне двадцать семь, я финансово независима и могу смотреть свысока на правила света.

— Ифигиния…

Она обхватила себя руками за плечи.

— Я столько лет терпела диктат общественного мнения маленькой деревушки! И я не намерена терпеть то же самое со стороны лондонского света! — Она презрительно пожала плечами. — Я до сих пор просыпаюсь среди ночи и вспоминаю, как должна была прикусывать язычок, когда наш викарий останавливал меня, чтобы прочитать очередное нравоучение о правилах приличия.

Маркус вдруг понял, что сочувствует ей.