Джейн Кренц - Любовница

— Смогла бы научиться любить?! — изумленно переспросил Маркус. — Какая чепуха!

— Совсем не чепуха. Я до сих пор в душе синий чулок… учительница. Я верю в разум и убеждена, что при благоприятных условиях решимость, настойчивость, искреннее желание и умение понимать другого могут научить любить.

— Поэты расхохотались бы, услышав, как вы проверяете разумом любовь.

— Но вы же не поэт, милорд… Почему вы смеетесь?

— Да потому, что предмет обсуждения чертовски забавен. — Маркус насмешливо посмотрел на нее. — Значит, научиться любить можно лишь при наличии благоприятных условий. У вас с Ричардом они были?

— Думаю, да. Ричард — хороший, добрый человек. Сильный, чуткий, верный. Да, я сумела бы полюбить его.

— Ты нарисовала прямо идеал! Неужели ты могла бы полюбить эту ходячую добродетель?

— Да.

— И была бы верна ему?

Она нахмурилась:

— Конечно.

— Даже если бы встретила кого-нибудь после замужества? Даже если бы встретила человека, который превратил бы твою кровь в расплавленный огонь? Человека, предложившего бы тебе воспарить к звездам?

— Хочешь сказать, если бы встретила тебя, Маркус?

Он ничего не ответил и замер, скрытый мраком кареты. Ифигиния чуть заметно улыбнулась:

— Во-первых, весьма маловероятно, что мы встретились бы с тобой, выйди я за Ричарда. Но даже если бы это произошло, я осталась бы верна своему мужу. Я могу пренебрегать многими правилами, но у меня есть гордость и честь.

— Страсть не всегда поддается диктату воли, мадам.

— Не согласна. Более того, я уверена, что в глубине души вы тоже не верите в это, милорд. Мы умные люди и прекрасно знаем, что любых соблазнов можно избежать и любой страстью можно управлять.

К ее удивлению, Маркус вдруг улыбнулся в ответ:

— Допустим, ты права, Ифигиния. Но в таком случае что ты скажешь о нас с тобой? Значит, мы слабы волей, если уступаем собственным желаниям?

— Нет. — Медленно-медленно она развернула свой веер, потом сложила его. — Я скажу так… Мы оба вправе свободно предаваться своим страстям, что мы и сделали. Это наше право — право независимых взрослых людей. Но если мы были бы несвободны, то честь заставила бы нас противостоять искушению.

— Понятно. Свобода дала нам право поддаться соблазну — и мы поддались ему. Прелюбопытная логика, ничего не скажешь.

— Пожалуй, от обсуждения собственных страстей нам лучше вернуться к разговору о страстях твоего брата. Ты не можешь контролировать жизнь Беннета, Маркус. Не должен…

— Думаешь, я сам не понимаю этого? Я вовсе не собираюсь распоряжаться его жизнью. Я хочу лишь защитить его.

— Он волен полюбить того, кого захочет. Ты можешь только дать ему время, время обдумать свои действия. Вполне вероятно, за это время он еще сильнее уверится в том, что испытывает к Юлиане самую возвышенную любовь, а не просто вожделение.

— И все же мой подход к делу гораздо скорее даст желаемые результаты, — заявил Маркус. — Ничуть не удивлюсь, если нынче вечером я в корне пресек дальнейшее продолжение истории.

— А я уверена, твой подход ведет к катастрофе.

— Ад и все дьяволы! Ненавижу сентиментальную болтовню.

— Вы, милорд, теряете терпение всякий раз, когда дело касается чего-либо, не подчиняющегося законам науки.

— Насколько все было проще, когда Беннет был младше! — тихо вздохнул Маркус. — Он уважал мое мнение. Просил о помощи, когда нуждался в ней. Искал моего совета, когда брался за что-нибудь важное.

— Я понимаю, — грустно улыбнулась Ифигиния. — То же самое было и у меня, когда сестра была ребенком. Но все взрослеют, Маркус.

— И своими руками уничтожают возможность обрести счастье?

— Да, иногда…

— Слишком высока цена ошибки, Ифигиния. Я не позволю Беннету совершить ее.

Ифигиния сжала в руках веер:

— Милорд, несколько лет я давала уроки юным девушкам и обнаружила, что они не всегда усваивали именно то, чему я хотела научить их. Слишком часто они умудрялись извлечь нечто совсем иное из преподанных им уроков.

— Что должен означать сей прискорбный вывод?

— Поверьте мне, милорд, ваш подход к проблеме чреват огромным риском. Беннет может слишком многому научиться у вас.

— Очень надеюсь на это! — с вызовом воскликнул Маркус.

— А вот я очень сомневаюсь в том, что он правильно усвоит ваши уроки. Если история закончится плохо для Беннета, он рискует стать слишком похожим на вас, милорд.

Маркус смерил ее взглядом, полным презрительного недоумения:

— Прошу прощения?

— Вы научите Беннета таким вещам, что в последующие годы он может превратиться в человека, подобного вам…

— В какого же это человека, позвольте полюбопытствовать? — угрожающе-вкрадчиво спросил он.

— В человека, живущего по правилам столь строгим и неумолимым, что не оставляют места для любви…

Жуткая тишина повисла в карете. Маркус не шелохнулся, но Ифигиния чувствовала, что буквально тонет в пучине его безмолвного гнева.

— Милорд, не стану притворяться, будто много знаю о вашем первом браке. Я могу лишь догадываться и думаю — он не был счастливым.

— Он был настоящим адом.

— Хочу напомнить о нашей сделке. Ответьте на мой вопрос, милорд. В то время мог ли кто-нибудь из знакомых отговорить вас от этого брака?

— Нет. — Короткое слово упало словно тяжелый камень. — Скорее всего нет. Я был убежден, что знаю, что делаю… Я думал, что влюблен, — жестко усмехнулся Маркус. — И верил, что Нора любит меня.

— Возможно, так оно и было, — бросила пробный камешек Ифигиния.

— Нет. — Его руки сжались в кулаки. — Ей просто понадобился отец для ребенка, которого она носила.

Она застыла:

— Я не знала…

— Никто не знает об этом. Ни одной живой душе я не говорил, что моя Нора досталась мне после того, как зачала ребенка от другого мужчины.

— О Маркус! Но это ужасно!

Некоторое время он молчал, а Ифигиния никак не могла подобрать нужные слова. Ее ошеломила мысль о том, как долго Маркус носил в себе эту боль.

— Семья Норы жила по соседству, — вдруг заговорил Маркус. Голос его звучал так, будто каждое слово он выкапывал из могилы, в которой похоронил свое прошлое. — Мы росли вместе. Она была на год младше. Когда мне исполнилось шестнадцать, я понял, что влюблен, влюблен на всю жизнь.

— Маркус, пожалуйста, не надо! Не рассказывай…

Но он словно не слышал ее.

— Думаю, она находила меня забавным. И полезным. Вместе мы учились танцевать на местных балах. Я научил ее ловить рыбу. Нора была первой женщиной, которую я поцеловал.

Больше она не хотела ничего слышать.

— Ради Бога, Маркус!

— Но я был всего-навсего деревенским фермером. В то время титул принадлежал дальнему дядюшке, и я даже не догадывался, что в один прекрасный день унаследую его. А Нора…