Бетина Крэн - Экзамен для мужа

— Вот это, сэр, и есть настоящий фламандский бульон, — провозгласила Элоиза, с гордостью оглядывая результаты своего труда. Это был ее первый кулинарный опыт.

Граф оттолкнулся от стола, на который опирался, подошел, сунул палец в чашку, затем в рот.

— А откуда нам знать, каким он должен быть на вкус? — с сомнением произнес он.

Элоиза взглянула ему в лицо и увидела, как потемнели у него глаза, когда он снова опустил палец в бульон и облизал его.

— Он теплый, чуть сладковатый, легко глотается? — спросила она.

— Можно сказать и так. — Перил затаил дыхание. Эти голубые глаза, смотрящие прямо на него… эта гладкая кожа… эти розовые губы…

— Он содержит только питательные продукты, мягок, приятен на вкус. Чем и объясняются его целительные свойства, — прибавила она со странной дрожью в голосе. — Его польза удвоится, если во время приготовления читать молитвы.

Чувствуя, как у нее запылали щеки, Элоиза подхватила свой поднос и быстро направилась к лестнице.

Перил еще смотрел ей вслед, когда до него дошел наконец ее намек. Молитвы. Ну разумеется, она же монахиня. Так какого дьявола он позволяет ей вторгаться в его мысли, вызывать у него плотские желания?! Разве прошлая ночь его ничему не научила?

Граф повернулся к возмущенной Этель:

— Новые доски, ложки и миски. Скажи об этом резчику по дереву. И… — Он поднял жирную закопченную ложку и швырнул ее на земляной пол. — Избавьтесь тут от грязи. — Уже выходя из кухни, Перил обернулся и яростно ткнул пальцем в кухарку. — Но берегитесь, если я услышу, что вы читаете молитвы, готовя мою еду!

Поскольку Мэри-Клематис мирно спала, Элоиза решила осмотреть другие помещения. Честно говоря, ей хотелось побыть одной, чтобы освободиться от своей постыдной реакции на графа. О чем она думала, позволяя ему стоять так близко, глядя в его карие глаза и наблюдая, как он слизывает с пальца бульон…

Ее гордость была уязвлена. Совершенно очевидно, что он играет с ней, пытаясь навязать ей свое мнение или подчинить своей воле. Но если граф надеется соблазнить ее или к чему-то принудить несколькими поцелуями, сердито думала Элоиза, торопливо шагая по тропе мимо башни, то она быстро поставит его на место.

Она вошла в каменное строение, должно быть, когда-то предназначавшееся для господского дома, и обнаружила там несколько комнат, включая прелестную, но давно заброшенную часовню. Балки, поддерживающие сводчатый потолок, украшены резьбой, стены настолько тщательно отделаны, что казались отполированными. На каменных выступах и деревянных панелях, обрамлявших алтарь, были изображены религиозные сюжеты, увитые растительным орнаментом с лилиями и розами. Но между каменными плитами пола разрослись сорняки, от алтаря остался только деревянный остов, а ощущение заброшенности подчеркивал толстый слой пыли на всем, кроме места коленопреклонения да резного деревянного креста перед ним.

Элоиза обошла еще несколько добротно построенных, но страшно запущенных комнат — две с большими резными каминами и одну с тремя застекленными окнами в нише над скамьей, из которых открывался прекрасный вид на южную и восточную части поместья.

Затем она поднялась по лестнице, которая вдруг внезапно обрывалась, не ведя никуда.

Кто начал строить этот удивительный дом и неожиданно все резко забросил? Должно быть, здесь что-то случилось еще до того, как граф получил его в наследство. И если случилось, то что именно?

Она вышла наружу и продолжила осмотр. Несколько больших амбаров, сыроварня, мастерская для чесания шерсти, примыкавшая к довольно просторному дому ткачей… прачечная с чанами для отбеливания и крашения… общинная печь, которая выглядела прочной, но была совсем холодной.

И везде царил беспорядок: в каждом доме, амбаре, под каждым навесом. Орудия труда сломаны, валяются где попало. Все, от дерева до железа и тюков необработанной шерсти, гнило, ржавело, истлевало. Дорожки между строениями буйно заросли сорняками.

Наконец Элоиза подошла к кузнице и увидела двух рослых, каких-то апатичных парней, равнодушно взиравших на остывающую печь.

— Что случилось? Почему вы не работаете? — спросила она, неодобрительно глядя на бездельников. — Где ваш мастер?

— Болен, — с глупой усмешкой произнес один из них.

— А почему вы не следите за печью?

Они посмотрели друг на друга, потом на нее с таким выражением, будто она слегка не в себе.

— Он не сказал, что нам делать.

— Хорошо. Чем вы занимались до этого?

— Ковали железные пластины, — ответил первый, вытирая сажу с рук о грязные штаны.

— Подковы для лошадей, — добавил второй и указал на кучу железа.

— Они стали учениками всего лишь несколько месяцев назад. — Элоиза обернулась и увидела графа, стоящего под навесом кузницы, как всегда уперев руки в бедра. Он выглядел очень большим и очень раздосадованным. — У них еще не было времени научиться искусству делать подковы.

— А также разжигать и поддерживать огонь в печи, — ехидно закончила Элоиза. — Угли почти догорели.

Подойдя, граф подержал руки над пеплом, чтобы удостовериться в ее правоте, и нахмурился.

— Первая заповедь работы кузнеца — это умение поддерживать огонь, — произнесла она нравоучительным тоном. — Вы обязаны подружиться с ним и подчинить его своей воле, иначе вы никогда не научитесь ковать железо.

— А что вы знаете об огне, сестра? — повернулся к ней граф. — Что вы знаете о том, как раскалить железный прут до огненно-красного цвета, ковать, растягивать его, придавая ему форму… заставляя кусок холодного металла подчиниться… при этом напрягаясь и потея, чтобы выковать что-нибудь ценное?

Элоиза залилась краской. Он возвышался над ней, а его глаза сейчас походили на расплавленный балтийский янтарь… терзая ее… исследуя… напоминая о том, что случилось между ними в темноте, и заставляя ее лицо пылать от жара, который даже сейчас поднимался у нее внутри.

— Я… я… — Она попятилась, но уткнулась в наковальню. — Я провела в кузнице долгие часы, изучая это искусство. Мне известно, как делают инструменты и другие полезные в хозяйстве вещи. Я даже знаю, как чинят оружие.

Граф схватил ее руку, заставил разжать пальцы и оглядел ладонь.

— Но вы никогда не совали железный прут в горящие угли. Никогда не били молотом снова и снова, обрабатывая упрямый кусок металла, пока руки, спина и все тело не пронзала боль. Ваши руки… — он погладил ее мягкую ладонь заскорузлыми пальцами, — никогда не усмиряли раскаленное добела железо.

Подавив дрожь, Элоиза попыталась высвободить руку, но граф ее не отпустил.

— Если я никогда не делала этого сама, это еще не означает, что я не могу оценить качество работы кузнеца. Мужчину оцениваешь по его делам.