Джо Беверли - Моя строптивая леди

— Так уж и ни к чему? — возразил он, держа руки скрещенными на груди. — К этому наряду она очень подходит. Да вы и заслужили ее.

Девушка разжала пальцы, и булавка упала на ковер. Родгар не обратил на это внимания.

— Однажды в Лондоне вы позволили мне вас поцеловать и тем заинтриговали…

Честити снова укрылась за веером.

— Позже я убедился, что интуиция меня не подвела.

Сердце ее забилось чаще и сильнее. Новое осложнение! У нее просто не хватит сил! Девушка начала с досадой обмахиваться веером.

— Вы хотите сказать, милорд, что влюблены в меня?

— Вовсе нет, — ответил он, не сводя с нее своих холодных, непроницаемых глаз. — Будь я влюблен, все повернулось бы иначе. Вы меня интересуете.

Это очень напоминало поединок на шпагах, причем противник был гораздо опытнее, и Честити это понимала. Она захлопнула веер и попыталась нанести ответный удар.

— В «Доме у дороги» я была с Сином!

— С кем же еще? — отпарировал маркиз.

— Со своим будущим мужем! — в отчаянии продолжала девушка.

— Разумеется, — сказал этот ас пикировки, играя с ней по своей прихоти.

— Что значит «разумеется»? — прямо спросила она.

— Потому что в противном случае вы были бы той самой шлюхой, которую тогда изображали.

Это был удар в самое сердце. Честити опустила взгляд на веер в своих дрожащих руках.

— Не «была бы», а «есть», — прошептала она.

— Я не могу допустить, чтобы мой брат связал свою жизнь с подобным созданием.

Она ощутила, как рушится надежда, в которой так упорно пыталась себе отказать, но к которой льнула вопреки всему.

— Вы не сможете остановить Сина! — воскликнула она, вскидывая голову.

По идее, Родгар должен был посмеяться над этой жалкой угрозой, но он промолчал, отвернулся и долго смотрел на огонь.

— Вы правы, — наконец сказал он. — Вторично встать на его пути слишком дорого мне обойдется.

Это невиданное признание было сродни подписанию полной капитуляции. Честити не сразу заметила, как водит раскрытым веером вдоль глаз — выражение сочувствия.

— Что вы имеете в виду, милорд?

— Мне свойственна некоторая склонность к самовластию, — ответил маркиз.

Как волку свойственна некоторая хищность, мысленно добавила девушка.

— Син чуть не с детства бредил армией. Мне это казалось блажью, которая с возрастом изживет себя, однако в восемнадцать лет он заговорил об этом всерьез — он, которому на вид можно было дать разве что шестнадцать и который никогда не высказал ни единой серьезной мысли (по крайней мере в моем присутствии). Я годами вызволял его из мальчишеских передряг, которые могли обойтись ему дорого. С таким положением дел свыкаешься, а в армии… в армии меня не было бы поблизости. Армия, миледи, судит за проделки суровее, чем семья. Много суровее. — Родгар повернулся от камина и устремил взгляд на Честити. — Вам ведь не случалось видеть, как прогоняют сквозь строй? Она помотала головой.

— Порка в армии — дело житейское. Это называется «отведать батогов». Выпороть могут за отсутствие пуговицы, за плохо вычищенные сапоги и прочее. За серьезный проступок можно получить пятьдесят ударов, а то и больше, вплоть до сотни. Разумеется, офицера пороть не станут, зато могут расстрелять. Помните суд над адмиралом Бингом? Осада Минорки? Он сделал тактическую ошибку и был приговорен к расстрелу.

Девушка позволила вееру закрыться с мягким шорохом.

— Должен признаться, я недооценивал Сина, — продолжал маркиз. — За эти шесть лет ему не раз случалось отдавать приказ о порке и присутствовать не только при этом наказании, но и при двух казнях через повешение. Конечно, это не то же самое, что быть наказанным самому, но как член магистрата заверяю вас: это тоже дело нелегкое.

Попытка вообразить Сина и взмах его руки — сигнал к повешению — не увенчалась успехом. Неужели ее обаятельный, легкомысленный любовник способен и на такое? Честити припомнила историю с накатами из трупов и поняла, что это было предостережение. Если разобраться, что она знает о Сине? Можно ли узнать человека за неделю знакомства?

— Зачем вы мне все это говорите? — спросила она тоном, в котором сквозила мольба.

— Я пытаюсь объяснить, почему не хочу снова становиться на пути у Сина. Когда я отказал ему в офицерском чине, этом святом праве каждого дворянина, он убежал из дому и записался рядовым. Я отыскал его и привез обратно, но скоро понял, что смогу удержать при себе, только заковав в цепи. Пришлось уступить, однако было уже поздно. Последствия моего непрошеного вмешательства затянулись на шесть лет.

— Но ведь Син доволен своей жизнью…

— В какой-то мере. Я нанес удар по его самолюбию, воздвиг барьер между ним и семьей и в конце концов чуть было не свел в могилу.

— Он заболел не по вашей вине!

— Но по моей вине он делает вид, что здоров как бык, даже когда едва таскает ноги. — Родгар мрачно усмехнулся. — Я упорствовал в своих заблуждениях, и вот результат. Другой на его месте, заболев, признал бы это и обратился к врачу, а Син в очередной раз пытался доказать, что справится сам, даже с болезнью.

Честити почувствовала правоту маркиза. Ему нелегко было так разоткровенничаться, и в ответ она решила быть настолько же честной.

— Я никогда не собиралась выходить за Сина.

— Жаль. Раз так, придется вас к этому принудить.

— Что, простите?! — изумилась она.

— Забудем на минуту о намерениях самого Сина, хотя они для меня весьма важны, и вернемся в «Дом у дороги». Если вы повели с ним ночь не как с будущим мужем, а просто как с подвернувшимся мужчиной, это низводит вас до уровня тамошних шлюх. Было бы неприятно узнать, что я так сильно в вас ошибся.

— А мне что за дело?! — вспылила девушка. — Вы, вы, вы! А я что же, не в счет?

Она вскинула голову, готовая принять пощечину за эту вспышку. Форт наверняка так бы и поступил, но Родгар только хмыкнул.

— В самом деле, а что же вы? Страсть, которую вы разделили в ту ночь с моим братом, была, выходит, просто похотью?

Она покраснела. Следовало поставить на происходящем точку, крикнув Родгару в лицо, что да, это была похоть. Но Честити не сумела, слова просто не пошли с языка. Расценив это как отрицание, Родгар взял ее за плечи, а когда она отшатнулась, усмехнулся.

— Спокойно, дорогая моя, спокойно! У меня и в мыслях нет никаких вольностей. Взгляните на ситуацию вот с какой стороны: если я не имею права отказать Сину в свободе выбора, то и вы не имеете права отказать ему в руке. Поступив так, вы можете обречь его на гибель, как недавно я.

— Гибель для него — брак со мной! Что может быть хуже?

— Что-нибудь да найдется. — Родгар был близок к смеху, впервые на памяти Честити. — Вы же не хотите, чтобы Син вам это доказал?