Джо Беверли - Нежеланный брак

— Что за дьявольщина!

Эти слова были произнесены еле слышным шепотом, но все же достаточно громко, чтобы побудить Джеральда Уэстолла, секретаря Уильяма де Во, герцога Белкрейвена, покоситься на своего хозяина. Герцог сидел за массивным, украшенным резьбой столом и разбирал ежедневную корреспонденцию. Его очки, к которым он прибегал только для чтения, плотно сидели на длинном прямом носу, когда он в который уже раз перечитывал официальное послание, вызвавшее столь неожиданное восклицание.

Мистер Уэстолл, молодой, высокий, сухощавый джентльмен, при взгляде на которого сразу вспоминаются удлиненные образы с картин Эль Греко, притворился, что вернулся к своим занятиям, однако не переставал думать о герцоге. Что послужило причиной такой несдержанности? Потрясение или злость? Нет, похоже, изумление. Секретарь с нетерпением ждал, когда хозяин обратится к нему за советом, и тогда он выяснит причину столь странного поведения.

Однако его ждало разочарование. Герцог отложил письмо, встал и подошел к окну, из которого открывался вид на Белкрейвен-Парк, фамильную усадьбу, выстроенную триста лет назад. Пятнадцать лет назад, на пороге нового столетия, сотни акров земли вокруг дома были искусно декорированы непревзойденным мастером своего дела Хамфри Регионом. Четыре года назад, по случаю грандиозных празднеств в честь совершеннолетия наследника Белкрейвена, маркиза Ардена, были увеличены размеры озера. И тогда же посреди озера поднялся искусственный остров, на котором воздвигли греческий храм, где с тех пор устраивали фейерверки. Все это, конечно, было очень красиво, но даже к такой красоте рано или поздно привыкаешь, и хозяин поместья мистер Белкрейвен смотрел на открывающийся перед ним ландшафт равнодушным взглядом.

Поза герцога тоже мало о чем говорила. Он стоял прямо, если не считать некоторой сутулости, простительной для его пятидесяти с лишним лет. Выражение его ничем не примечательного лица было непроницаемым. По мнению секретаря, герцог Белкрейвен очень напоминал снулую рыбу.

Задумчивое молчание герцога затягивалось, и мистера Уэстолла начало охватывать беспокойство. Если на дом де Во обрушилось несчастье, то не коснется ли оно служащих?

Да нет, смешно даже подумать об этом. Герцог — один из богатейших людей Англии, и Джеральд Уэстолл лучше прочих знал, что его хозяин не играет в азартные игры и не вкладывает деньги в рискованные предприятия. Равно как и его прекрасная жена, герцогиня. Тогда, может быть, сын?

Мистер Уэстолл не жаловал Люсьена Филиппа де Во, маркиза Ардена — Коринфского Самца, как его называли из-за неуемной тяги к женскому полу, про которого говорили, что он родился с серебряной ложкой во рту, поэтому никого и ничего не боится. Во время своих редких визитов в поместье маркиз полностью игнорировал Уэстолла и общался с отцом лишь потому, что этого требовали правила хорошего тона. Разумеется, герцог воспринимал это как прямое оскорбление. Секретарь давно заметил, что отцы и сыновья благородных фамилий редко ладят между собой. Достаточно взглянуть на короля и регента — конечно, до того момента, пока король не тронулся рассудком. Возможно, это происходит потому, что наследникам приходится ждать смерти родителей, чтобы начать собственную, самостоятельную жизнь, а отцы постоянно помнят об этом.

Мистер Уэстолл в очередной раз порадовался тому, что сам прокладывает себе дорогу в жизни и ни от кого не зависит.

И все же герцогу, наверное, трудно испытывать отцовские чувства к человеку, напрочь лишенному душевного тепла. Но зато маркиз обожал свою мать, отличавшуюся мягчайшим характером. Они были очень близки, хотя герцогиня и не одобряла бесконечных любовных авантюр единственного сына.

Наконец герцог обернулся.

— Мистер Уэстолл, будьте добры, передайте герцогине мою просьбу уделить мне несколько минут ее драгоценного времени.

Секретарь не обнаружил ни в лице, ни в голосе хозяина намека на то, что случилось. Направляясь к лакею, который стоял снаружи за дверью, чтобы передать ему просьбу герцога, мистер Уэстолл подумал, что на взгляд постороннего его хозяин кажется абсолютно спокойным и невозмутимым. И все же что-то случилось. Визит к герцогине в это время дня являлся неслыханным нарушением обычного распорядка. Наверняка загадочное письмо как-то связано с их сыном.

Легкомысленный маркиз, скорее всего, опять вляпался в очередную историю, а если так, то что теперь будет с ними со всеми? Ближайший родственник герцога — второй кузен. Титул и поместье де Во переходило по наследству от отца к сыну на протяжении двух столетий. Маркиза, конечно, не жалко, но о прерывании такой прекрасной традиции пожалеть стоило.

Когда лакей вернулся и доложил, что герцогиня готова принять мужа, и герцог направился к ней, чтобы сообщить печальную новость, мистер Уэстолл бросился к столу и начал рыться в кипе бумаг.

Камеристка проводила герцога в просторные апартаменты герцогини и, поклонившись, исчезла. Герцогиня с шитьем в руках сидела в кресле у открытого высокого окна, ведущего на балкон. Февральский воздух был слишком прохладен, чтобы держать окна открытыми настежь, но яркое солнце проникало внутрь, создавая весеннее настроение, а бледно-желтые нарциссы и гиацинты в горшках наполняли комнату сладкими ароматами.

Герцог с удовольствием отметил про себя тот факт, что его жена, в отличие от своих ровесниц, не избегает яркого дневного света и, надо отдать ей должное, вовсе в этом не нуждается. Она выглядела на свои пятьдесят два года, и на ее лице остались следы всех пережитых улыбок и слез, но это нисколько не отразилось на ее красоте. Серебряные нити уже вплелись в золотистые волосы герцогини, но глаза по-прежнему были ясными, а губы сохранили сочность и цвет. Он до сих пор помнит, как любовь пронзила его сердце, когда много лет назад впервые увидел ее в саду дома, принадлежащего ее родителям…

— Доброе утро, Белкрейвен, — приветствовала она его тихим голосом, из которого так и не улетучился акцент французского, ее родного языка. — Вы хотели поговорить со мной?

Он позволил себе немного помечтать о том, что, может быть, их отношения наконец наладятся, но тут же отбросил эти тоскливые мысли и, подойдя к ней, протянул письмо.

— Да, мадам. Будьте любезны, прочтите это.

Герцогиня поправила на носу золотое пенсне, которое вынуждена была надевать, когда занималась рукоделием, и погрузилась в чтение. Герцог пристально наблюдал за ее реакцией, но не заметил ни потрясения, ни боли, а лишь вполне естественное удивление. Она дочитала до конца и взглянула на него с улыбкой.