Джо Беверли - Ради твоей улыбки

— Подарок от раджи. Это благодарность за то, что я сделал для него. Такое количество одинаковых розовых жемчужин большая редкость. Мне думается, ожерелье подойдет вам. Закажите элегантное платье, и тогда мы представим вас вместе с этим шедевром, — шутливо заключил Николас.

Элинор покачала мерцающую нить в руках.

— Вы говорите о выходе в свет?

— Да, и так часто, как вам захочется. Я не всегда смогу сопровождать вас, но, думаю, вы легко обойдетесь и без моей помощи. И еще, — сказал он с недовольной гримасой, — мы должны представить вас нашей семье. Теперь вам известно, где я храню жемчуг и сапфиры; скажите, если они понадобятся вам. Остальное можете оставить у себя.

Элинор неохотно вернула ожерелье на место, затем достала кольцо, в котором сиял большой бриллиант в обрамлении кораллов.

— Это одно из моих любимых сочетаний.

Николас взял ее правую руку, надел кольцо ей на палец и, наклонившись, нежно прикоснулся к ее губам.

Было заметно, что он устал. Усталость чувствовалась во всем — в глазах, в голосе. Значило ли это, что он не будет беспокоить ее ночью? Едва подумав об этом, Элинор тотчас упрекнула себя за подобные мысли.

— Я собираюсь спать. — Она поднялась, представляя про себя предстоящую ночь как испытание, которое ей придется выдержать.

Пока Дженни расчесывала ее волосы до шелкового блеска. Элинор, хмурясь, разглядывала свое отражение в зеркале.

— Я хотела бы, — сказала она, — чтобы у меня были зеленые или карие глаза, какие угодно, но только не эти светло-голубые.

— У вас очень красивые глаза, миледи, — возразила горничная. — Но я могу сделать их еще более выразительными, стоит только немножко выщипать брови.

— Выщипать? О, не знаю, не знаю… Будет ли это хорошо? И потом, это, наверное, ужасно больно?

Дженни пожала плечами:

— Все так делают.

— Все? — Элинор рассмеялась. — Знаешь, Дженни, не рассказывай это миссис Холлигирт, но я не против узнать, что происходило здесь до моего замужества. Какие они были, эти женщины?

Дженни округлила глаза:

— По правде сказать, их было тут не так уж много, все иностранки и все очень красивые…

— Это были… простые женщины или леди?

Вопрос заставил Дженни задуматься.

— Ну… мадемуазель Дезире была определенно леди, хотя и могла устроить скандал. Хозяин однажды ударил ее, заставляя замолчать, но это подействовало не сразу.

Элинор поежилась. Ей следовало догадаться, что Николас выглядел чересчур совершенным, чтобы это могло быть правдой.

— Мадам Амелия тоже была очень хороша, — продолжала Дженни, — настоящая красавица с огромными темно-синими глазами. Вот только я слышала, что в ней течет черная кровь и что она из Америки…

— Я думаю, нам лучше забыть обо всех этих леди, — приняв решение, твердо сказала Элинор.

— Конечно, мадам, — поторопилась заверить Дженни. — И вам не о чем беспокоиться — вы ведь его жена.

— Да, — голос Элинор зазвучал не очень уверенно, — я его жена.

Она уже почти заснула, когда дверь отворилась и Николас вошел в спальню. Горел только один ночник, но в его слабых отблесках ей было видно, как он скинул свою одежду. Потом он лег рядом с ней. Элинор потребовалось усилие, чтобы сохранить дыхание ровным и ничем не выдать своего ожидания.

Николас нежно поцеловал ее в щеку, пожелал спокойной ночи и… уснул. Теперь Элинор раздирали противоречивые эмоции: облегчение, удивление, разочарование, досада…

Ясно, что он не хотел ее, и с чего, собственно, ей удивляться или обижаться? Но сможет ли она чувствовать себя непринужденно в его присутствии без…

Итак, она получила именно то, чего она хотела. С этой мыслью Элинор наконец погрузилась в сон.

На следующее утро она проснулась рано; прислуга только еще принималась за работу, камин не успели разжечь, и это удерживало ее в постели.

Она попыталась рассмотреть супруга, который лежал, повернувшись к ней спиной. Необычный оттенок кожи делал Николаса похожим на статую из матового золота. Насколько Элинор могла видеть, его тело было покрыто загаром, за исключением мертвенно-белого шрама на плече. Затаив дыхание она немного сдвинула одеяло, чтобы получше разглядеть его. Наверное, рана была ужасна.

— Это след от выстрела в Массачусетсе. Я оказался слишком нерасторопным.

Элинор отдернула руку, но он, повернувшись, поймал ее.

— Вам не нужно бояться — вы имеете полное право интересоваться моим телом. Я бы предложил вам экскурсию по моим шрамам — этот, кстати, самый болезненный, — если бы не боялся смутить вас.

— Извините, — решительно сказала Элинор. — Разглядывать вас, пока вы спите, довольно невежливо. Но я должна признаться еще в одном проступке.

— Да? — безмятежно отозвался Николас, все еще удерживая ее руку.

Элинор проглотила комок в горле.

— Расспрашивая слуг, я выяснила, что у вас здесь бывали женщины. Я не хотела, честное слово, но — что делать? — любопытство пересилило.

Она ожидала взрыва, но его не последовало.

— В самом деле? — с легким удивлением сказал Николас, всматриваясь в нее. — Что ж, теперь вы знаете все мои секреты.

— Вовсе нет, — торопливо заверила она. На сей раз он действительно удивился:

— Разве?

— Зачем мне знать? Я не имею к вам никакого отношения, как и вы — ко мне.

Николас откинулся на спину, вид у него был озадаченный.

— Весьма интересная мысль. Но теперь все будет по-иному.

Элинор замерла, внутренне соглашаясь с ним, но вслух сказала:

— В конце концов, мы ведь не обычная пара и любовь здесь ни при чем.

Он решительно притянул ее к себе, и от его поцелуя у нее закружилась голова.

— Оставьте свою рассудительность!

— Николас, — выдохнула она, когда наконец обрела дар речи, — я не понимаю…

— Не важно, — ответил он, напряженно вглядываясь в нее, затем мягко повернул ее к себе, и Элинор почувствовала, как его пальцы расплетают ее косу. От ласковых прикосновений по ее спине пробежала дрожь удовольствия.

Через какое-то время он остановил эту сладкую муку и повернул ее к себе.

— Скажи мне, в чем дело, почему ты так холодна? Из-за других женщин?

Элинор покачала головой.

— Тогда что?

Ей не хотелось облекать свои мысли в слова, но его молчаливое ожидание требовало ответа.

— Просто… Просто уже пора вставать.

Он залился смехом:

— Элинор, вы можете поступить гораздо проще, и вам не нужно ссылаться на головную боль или усталость. Если вы не хотите моей любви, то просто скажите. Может быть, я напугал вас в нашу первую брачную ночь?

— Нет, — быстро ответила она.

— Боюсь, что да. Я намеревался быть более сдержанным, но усталость, вино, ваши роскошные волосы совершенно свели меня с ума. Так в чем все-таки дело, дорогая?