Филиппа Карр - Чудо в аббатстве

— Зачем нам обманывать друг друга?

— Возможно потому, что у некоторых из нас есть то, что хотели бы иметь другие. Но не важно. Где Бруно? По правилам хорошего тона ему следовало бы быть здесь и приветствовать меня.

— Ты забываешь, что твой визит для нас неожиданность.

— Он знал, что я собираюсь приехать в Кейсман-корт, не так ли?

— И ты надеялась, что он будет ждать здесь, пока ты появишься?

Она отрицательно покачала головой:

— Я бы не стала ожидать этого от Бруно. Пойдем, покажи мне свою прекрасную обитель.

Я провела Кейт через комнату в собственную маленькую гостиную.

— Здесь очаровательно! — воскликнула она, оглядев потолок с резными балками, гипсовым орнаментом и украшенным фризом. — Построено не очень давно, — объявила Кейт. — Я уверена, что старый аббат перестраивал дом после того, как произошло первое чудо и Аббатство стало богатеть. Этим он обязан Бруно. Это удивительно, как много людей обязаны Бруно.

Я повела ее по комнатам. Кейт восхищалась всем, что видела, но, мне кажется, в ее восхищении была доля зависти. Галерея очаровала ее, хотя гобелены и драгоценные украшения были сорваны со стен Ролфом Уивером и его людьми. Но они не повредили сидения у окон и прекрасный эркер, выходивший в крытую аркаду и трапезную.

В конце галереи находилась маленькая часовня, дверь которой украшали панели с изображением Святого Бруно.

— Они хорошо жили, эти монахи, — с улыбкой сказала Кейт. — И как тебе повезло, что именно тебя привел Бруно в это чудесное место.

Пока мы обходили Аббатство, она все время восторгалась, и я понимала, что Кейт находит восхитительным место, владевшее в детстве нашим воображением, и завидует мне. Она взбиралась по лестницам, по которым монахи ходили ночью, открывала двери монашеских келий и стояла, оглядывая помещения.

— Как здесь тихо! — произнесла она. — Как холодно! Здесь, наверное, есть призраки.

Кейт призналась, что думает о тех, кто вынужден был умерщвлять плоть и страдал здесь.

— Посмотри на этот соломенный тюфяк! — воскликнула она. — Вообрази, о чем думал человек, живший в этой келье! Они отгораживались от всего света и, вероятно, ночами тосковали о том, чего лишились. Разве это жизнь, Дамаск, — запереть себя, оградить от искушений, от мира? Какое странное место Аббатство. — Она взглянула в похожее на щель окно монастырской спальни. — Тебе здесь будет страшно по ночам, Дамаск. Кто знает, может быть, ты увидишь призраки давно умерших монахов, разгуливающие в аркадах? Тебе не кажется, что жившие и страдавшие здесь люди могут вернуться на место пережитой ими трагедии?

Кейт завидовала. Она хотела, чтобы Аббатство принадлежало ей, и я так хорошо ее понимала — она всегда старалась получить то, что хотела.

Я почти сожалела, что показала ей все Аббатство. Оно было очень велико. Со временем, если все пойдет хорошо, хозяин Аббатства может стать человеком невероятно богатым и могущественным. Разве не к этому всегда стремилась Кейт? В душе я знала, что у нее к Бруно особое чувство. Он был властителем дум нашего детства. Необычность его происхождения, его отчужденность делали его не таким, как другие, и он обрел необъяснимые черты, почти божественность. Но в душе никто из нас не был уверен в том, действительно ли произошло чудо в рождественских яслях тем давним утром.

Я так понимала ее, мою практичную Кейт. И от этого любила ее ничуть не меньше. Я знала ее силу и слабость, и то и другое было велико. Мы соперничали из-за Бруно. Я знала это всегда, даже когда мы были детьми и играли на траве на земле Аббатства.

Что теперь чувствовала Кейт? Я знала, что она сравнивает Аббатство с замком Ремуса. Сравнивала ли она моего мужа со своим?

В скриптории, где они встретились лицом к лицу, Кейт напоминала цветок, освещаемый солнцем после дождя. Ее глаза сияли, щеки пылали, как алые розы моей матери, так, что я почувствовала себя деревенской девушкой рядом с придворной красавицей.

— Мы восхищались твоим Аббатством, — сказала она Бруно.

Бруно тоже переменился. Я увидела блеск в его глазах. Они светились гордостью за Аббатство и, кроме того, огромным удовлетворением, потому что Кейт увидела его владения.

— И что ты об этом думаешь? — спросил он.

— Великолепно! Так ты стал владельцем поместья! И такая земля! Кто бы мог подумать, что это возможно. Это чудо.

— Это чудо, — повторил он. — У тебя все в порядке, Кейт?

— У меня все в порядке, Бруно.

Он едва взглянул на меня. Он действительно изменил свое отношение ко мне со времени появления Хани. Кейт, как всегда, была в центре внимания. Мне живо вспомнилось как она ходит колесом по траве Аббатства, отвлекая его от меня. Это было похоже на то, что она делала сейчас. Она пыталась привлечь его своей сияющей красотой. Она как будто говорила:

«Сравни меня со своей маленькой простенькой Дамаск», — Так ты пришла навестить нас.

— Я приехала на крестины младенцев Кейсмана и повидать Дамаск и тебя… — Она помедлила на последнем слове.

— И ты нашла много перемен?

— Огромные перемены в Аббатстве! Во всей округе ни о чем другом не говорят.

— Поэтому ты приехала посмотреть сама. И как ты его находишь?

— Еще более прекрасным, чем я думала. Она пристально глядела на него, привлекая к себе его взгляд. Я хорошо знала ее. Она не знала угрызений совести.

Какое она произвела на него впечатление? О чем он вспоминал?

— Со мной нет моего сына, — сказала она. — Но на днях я привезу его, чтобы показать вам.

— Я хочу взглянуть на него, — сказал он. Я вступила в разговор:

— Мы выберем время, когда Бруно будет свободен.

— Завтра я обязательно приду снова, — сказала Кейт. — Мое пребывание в этих местах будет недолгим, а нам о многом нужно поговорить. Я хочу узнать о твоих планах, касающихся этого замечательного поместья. Дамаск показала мне его. Я и не представляла, что оно так велико. Раньше я видела только ворота, высокие серые стены и, конечно, то, что я увидела, когда прошла через скрытую плющом дверь.

Бруно внимательно смотрел на нее. Мне хотелось знать, о чем он думает.

Мы вернулись в дом аббата, и все время он увлеченно рассказывал ей о своих планах.

— На много миль вокруг не будет поместья лучше, — с гордостью произнес он. — Когда все будет приведено в порядок, фермы будут приносить доход, ты увидишь.

— О да, — сказала Кейт, — я увижу. И как сильно я стану завидовать из башни моего замка.

На следующий день в церкви Кейсман-корта окрестили близнецов. Я никогда не видела, чтобы моя мать была так счастлива. Саймон Кейсман тоже выглядел довольным.

Мальчиков назвали Питер и Пол. Пол громко кричал в течение всего обряда, чем доставил удовольствие моей матери, считавшей это признаком мужественности, хотя спокойствие Питера показывало, какой он славный ребенок.