Филиппа Карр - Чудо в аббатстве

Каждая шестиугольная башня, подобная небольшому дому, состояла из четырех этажей. В них можно было жить изолированно от остального замка. Бруно обособился в одной из башен и проводил там довольно много времени. Самая верхняя комната служила ему спальней, и с тех пор, как мы переехали в новое жилище, я видела его очень редко.

Некоторые комнаты старого дома аббата были сохранены, но появилось так много новых, что в замке было легко заблудиться.

Его большой банкетный зал украшали красивые гобелены. Бруно ездил за ними во Фландрию. В конце зала находилось возвышение, на котором располагался Бруно и его почетные гости, в то время как все остальные ели за большим столом.

Я так и не поняла, зачем Бруно выстроил такой огромный дом. Иногда мне казалось, что он хочет жить как знатный лорд, а иногда, — что пытается основать монашеский орден.

Когда мы переехали в новый дом, Бруно устроил большой прием и пригласил многих наших соседей. Пришли Саймон Кейсман с моей матушкой, и приехала Кейт.

Огромный зал был украшен зеленью и цветами из нашего сада, я стояла с Бруно и принимала гостей. Я редко видела его таким взволнованным.

На возвышении я сидела по правую руку от него, Кейт — по левую, там же были Саймон Кейсман и моя матушка. Бруно велел мне пригласить нескольких богатых людей, которые были знакомы с моим отцом, и я сделала это. Они все пришли. Они жаждали посмотреть, действительно ли верны доходившие до них слухи о перестройке Аббатства.

Клемент превзошел самого себя. Это был настоящий пир. Я никогда не видела такого количества пирогов, тортов и огромных бараньих и говяжьих ног. Там были молочные поросята и кабаньи головы, а также всевозможная рыба. Матушка была изумлена, она пробовала то одно, то другое, пытаясь угадать, что придает блюдам особый вкус.

Потом были танцы. Бруно и я открывали бал. Позднее моим партнером оказался Саймон Кейсман.

— Я и понятия не имел, — сказал он, — что ты вышла замуж за такого богатого человека. По сравнению с ним я нищий.

— Если тебя это злит, то лучше не сравнивай. Бруно танцевал с Кейт, и мне хотелось знать, о чем они говорят.

Во время бала случилось странное происшествие — неожиданно появилась одетая в длинный черный плащ женщина, ее лицо скрывал капюшон.

Все, уверенные, что это вестница зла, отпрянули назад, с удивлением глядя на нее.

Бруно быстро направился к новой гостье.

— У меня нет приглашения на бал, — сказала она с хриплым смешком.

— Да, я вас не знаю, — заметил Бруно.

— А следовало бы знать, — последовал ответ. Я узнала в старой женщине матушку Солтер, поэтому подошла к ней и сказала:

— Добро пожаловать. Могу я предложить вам что-нибудь?

Она улыбнулась мне в ответ, и я увидела ее желтые зубы.

Я подумала:» У нее есть полное право быть здесь. Она прабабка Бруно и Хани «.

— Я пришла, чтобы либо благословить, либо проклясть этот дом.

— Вы не можете проклясть его, — возразила я. Матушка Солтер засмеялась, потом воздела руки и что-то пробормотала.

— Благословение это или проклятье, вы узнаете позже.

Полная дурных предчувствий, я попросила принести вина, так как помнила, что после того, как Хани заблудилась в лесу, я потеряла своего ребенка.

Старуха выпила вино, обошла зал, и гости отступали, когда она проходила мимо. Подойдя к двери, она произнесла:» Благословение или проклятье. Позже вы об этом узнаете «. И с этими словами исчезла.

Наступила тишина. Потом все заговорили разом.

— Это, наверное, розыгрыш, — говорили гости. — Просто актер, переодетый ведьмой.

Но были и те, кто узнал матушку Солтер, лесную ведьму.

Спустя несколько месяцев после бала Хани простыла. Обычная простуда, но я всегда беспокоилась, когда кто-нибудь из детей болел. Детская находилась около нашей спальни. Эта комната стала теперь только моей, ибо Бруно жил у себя в башне. Хани сильно кашляла и от этого просыпалась. Возле ее кровати стояли бутылки с микстурой, которую приготовила моя матушка. Когда Хани начинала кашлять, я приходила в детскую и давала ей лекарство.

В эту холодную январскую ночь я еще не легла спать и пошла в детскую, услышав, что Хани проснулась. Кэтрин мирно спала в своей кроватке, а Хани при моем появлении бросила на меня взгляд, полный любви.

Я дала ей лекарства, поправила подушки и обняла, полусонную и счастливую.

Мне кажется, Хани была почти рада своей болезни, ведь она дарила ей мое внимание.

— Кэт уже заснула, — радостно прошептала она. — Давай не будем ее будить.

Хани поудобнее устроилась подле меня. Я взглянула на нее сверху вниз. Частые ресницы отбрасывали темный полукруг на бледной коже. Густые темные волосы рассыпались по плечам. Скоро она станет настоящей красавицей. Кэтрин была жизнерадостной и беспечной. Хани — впечатлительной и страстной. Когда что-то сердило ее, чаще всего она ревновала к Кэтрин и Хани могла несколько дней быть угрюмой. Кэтрин же, разбушевавшись, через несколько минут могла забыть о своих огорчениях. Они росли абсолютно непохожими.

Кэтрин со светло-каштановыми ресницами, золотистыми на концах каштановыми со светлыми прядками волосами, нежной кожей. Кэтрин была хорошенькой. Хани обещала превратиться в красавицу. Она продолжала беспокоить меня тем, что постоянно следила, не Уделяю ли я Кэтрин больше внимания, чем ей. Я была центром ее вселенной. О своих успехах она мне рассказывала первой, для меня она собирала цветы из нашего сада. Она следила за мной и хотела, чтобы я всегда помнила о том, что она появилась у меня раньше, чем Кэтрин.

Мне оставалось только надеяться, что с возрастом это пройдет, что она еще ребенок. Однако ей исполнилось уже семь лет. Говорят, что в этом возрасте характер почти сложился. Когда Хани исполнилось четыре года, я стала учить ее читать, помня слова моего отца, что дети не бывают слишком малы для этого. Я была согласна с ним и решила дать моим : девочкам, если у них будет склонность, образование.

Мне следует устроить так, чтобы их обучал Валериан. Я уже говорила с ним, и эта идея пришлась ему по душе. Обо всем этом я размышляла, пока мы шептались с Хани. В конце концов, она затихала, и я, поняв, что она уснула, тихонько высвободила руки и проскользнула к себе в комнату.

Ночь была лунной, и, все еще думая о своих детях, я подошла и выглянула в окно. Вид Аббатства никогда не переставал волновать меня, я не могла привыкнуть жить в его стенах. Я принялась размышлять о странностях жизни и о своем муже. Мне хотелось разобраться в своих чувствах к нему, но у меня ничего не вышло. Возможно, потому что я боялась вывода, к которому приду. Он стал мне чужим. Мы были еще молоды и все еще оставались любовниками, но я ничего не знала о том, что у него происходит в душе. Мне было интересно, знает ли он о моих мыслях, если они его вообще интересуют. Я разочаровала Бруно, потому что не родила сына, на что мы всегда надеялись.