Филиппа Карр - Чудо в аббатстве

— Ничего. Они это переживут. Через несколько месяцев это покажется им просто приключением, — сказала Кейт.

— Как легко ты устраиваешь жизнь обоих! Брак без любви, из практических соображений, для тебя в порядке вещей. Но другие воспринимают это иначе. Нужно сказать им правду.

— Я запрещаю это, — сказал Бруно.

— Ты запрещаешь это! Твое слово ничего не значит. Кэтрин — моя дочь. Им нужно открыть правду, ибо они могут убежать и пожениться без нашего согласия.

— А если они это сделают?

— Брат и сестра! Что будет с их детьми? Все молчали, а я была в ужасе от того, что Бруно предпочитал разрешить их брак независимо от последствий, лишь бы не говорить им правду.

Я взглянула на него, потом, не в силах всего этого вынести, повернулась и выбежала из комнаты.

Кэтрин перехватила меня на лестнице:

— О, мама, что случилось?

— Пойдем в твою комнату, дорогая. Я должна с тобой поговорить.

Я обняла ее и прижала к себе.

— Кэтрин, мое любимое дитя!

— Что случилось, мама? Что пытается сделать тетя Кейт? Она ненавидит меня.

— Нет, дитя мое, она любит тебя. Но ты не можешь выйти за Кэри.

— Почему? Почему? Я говорю тебе, что выйду за него замуж. Мы решили, что не допустим, чтобы вы поломали нам жизнь.

— Ты не можешь выйти за него замуж потому, что он твой сводный брат.

Она смотрела на меня непонимающим взглядом, и я отвела ее к сидению у окна, усадила и обняла ее. Вся эта история казалась такой омерзительной, если рассказать ее без прикрас.

— Ты понимаешь, нас было трое: я, Кент и твой отец. Он любил Кейт, но тогда он был беден, и она вышла замуж за лорда Ремуса, хотя уже ждала ребенка от твоего отца. Пойми, Кэри — твой брат. Вот почему вы не можете пожениться.

— Это не правда! Этого не может быть! Мой отец! Он…

Она посмотрела на меня, словно молила сказать, что все это не так.

— Мужчины иногда способны на это, — сказала я. — Это не редкость.

— Но он не обычный человек.

— Ты в это верила, правда?

— Я считала, что он почти… святой. История о рождественских яслях…

— Да, я знаю, что именно с этого все началось, с истории его рождения. Мое любимое дитя, ты еще молода, но твоя любовь к Кэри и трагедия, к которой она привела, сделали тебя женщиной, и я буду относиться к тебе, как к женщине. Ты слышала от Клемента рассказ о чуде, как одним рождественским утром аббат вошел в часовню Богородицы и нашел в яслях младенца. Этим младенцем был твой отец. Об этом стало известно как о чуде Святого Бруно. Ты знаешь эту историю.

— Клемент рассказывал мне. И другие говорили об этом. Все люди здесь знают об этом.

— С появлением младенца Аббатство стало процветать. Аббатство было распущено, но потом поднялось вновь благодаря Святому Дитя. Ты в это веришь, не так ли? И это правда. Но ты должна узнать и другую правду, которая, я думаю, поможет тебе пережить твою трагедию. Все, что тебе рассказали, правда. Бруно был найден в колыбели, но он был положен туда его отцом-монахом, и он появился на свет из-за связи между монахом и девушкой-служанкой. Я хорошо знала ее. Она была моей нянькой.

— Это не правда, мама!

— Это и есть правда. Кезая рассказала все. То же сделала и бабушка Кезаи, и у меня есть исповедь монаха.

— Но он… мой отец, он не знает?

— Он знает. В душе он это знает. Он знает это с тех пор, как Кезая обнародовала правду. Но он не признал эту правду, а его отказ признать это сделал его таким, каков он есть.

— Ты ненавидишь его! — сказала она, отшатнувшись от меня.

— Да. Думаю, что ненавижу. Эта ненависть росла в моем сердце долгие годы. Я думаю, что она появилась тогда, когда ты родилась и он отвернулся от тебя, потому что ты девочка, а не мальчик, которого требовала его гордыня. Может быть, это случилось еще раньше, когда у меня появилась Хани и он отнесся к ней с неприязнью. К ней, маленькому ребенку, такому милому и беспомощному. Но она была его сестрой, и он не мог вынести напоминания о том, что обоих родила одна мать. Он ненавидел Хани. И тогда впервые душа моя начала отворачиваться от него.

— О, мама, что мне делать?

— Мы переживем это вместе, любовь моя! — воскликнула я, плача вместе с нею.

В Аббатстве поселилась ненависть. Я чувствовала это. Я смотрела из своего окна на земли Аббатства, на стены похожего на замок здания, которое должно было напоминать замок Ремуса. Так, чтобы Кейт, взглянув на него, понимала, что она могла бы иметь и богатство, и Бруно.

Кэтрин заперлась в своей комнате. Она не хотела никого видеть, кроме меня. Я рада была ее утешить.

Она сказала об отце:

— Не хочу больше видеть его.

Кейт не выходила из своей комнаты и писала письма Кэри.

Теперь, когда я сказала Бруно о своих чувствах к нему, я решилась показать ему исповедь Амброуза, потому что понимала, что мы зашли далеко и пути назад нет. Бруно должен посмотреть правде в лицо. Даже при этом я не считала, что мы можем начать новую жизнь. Я почувствовала, что, обнажив так сильно свои чувства, поняла их сама, как никогда прежде не могла понять.

Я нашла Бруно в церкви Аббатства, и мне хотелось знать, не молился ли он.

— Я кое-что хотела тебе сказать, — произнесла я.

— Ты можешь сказать мне об этом здесь, — холодно ответил он.

— Это вряд ли подходящее место.

— Что такого ты можешь мне поведать, чего нельзя сказать в церкви?

— Что же, возможно, в конце концов, это место и подойдет, — ответила я. — Ведь именно здесь они нашли тебя. Да, именно здесь Амброуз положил тебя в рождественские ясли.

— Ты пришла сюда, чтобы дразнить меня этой ложью?

— Это не ложь, и ты знаешь это.

— Я устал от твоих тирад по этому поводу.

— Я верю в свидетельства Кезаи и Амброуза.

— Вытянутые под пыткой?

— Матушка Солтер добровольно рассказала эту историю.

— Старая ведьма из лесной хижины!

— Женщина, которая презирала ложь. На смертном одре она рассказала о том, что велела Амброузу положить тебя в рождественские ясли.

— Ты веришь всем, кроме меня.

— Нет. У меня есть исповедь Амброуза, написанная задолго до того, как в Аббатство пришел Ролф Уивер.

— Исповедь Амброуза? Где ты взяла ее?

— В его келье. Матушка Солтер подсказала мне, где искать.

— Так вот зачем ты там рыскала.

— Эта исповедь у меня. В ней он рассказывает о своем грехе, связанном с твоим зачатием, и о другом грехе, когда он положил тебя в рождественские ясли, чтобы в твоем рождении было нечто таинственное и чтобы ты вырос и стал аббатом.

— Дай мне эту исповедь.

— В должное время.

— Где она сейчас?

— Об этом ты узнаешь, когда дашь мне слово отбросить все свои выдумки и стать нормальным человеком.

— Ты сошла с ума, Дамаск.

— Это ты сумасшедший… сумасшедший от гордости. Теперь я прошу тебя, Бруно, брось эту сказку, которой ты себя утешаешь. Признай правду. Ты ведь умный. Аббатство обязано тебе всем. Зачем тебе притворяться, что ты обладаешь сверхъестественным могуществом, когда в тебе так много естественной силы? Бруно, я хочу, чтобы ты знал, что эта исповедь найдена. Я хочу, чтобы ты сказал всем, что ты обыкновенный человек, а не мистическая фигура, отличная от всех нас.