Джоанна Линдсей - Узы любви

Милисент молча ломала руки, потому что каждый стежок иглы Джоан причинял ей острую боль. Она вертелась рядом, умоляя сестру быть поосторожнее и непрерывно требуя заверений, что все будет хорошо. В конце концов она так надоела Джоан, что та выпрямилась, указала на дверь и попросила ее убраться. Милисент, обиженно поджав губы, удалилась, но уже через минуту возникла вновь и снова принялась терзать сестру. Стоило Вулфрику легонько поморщиться, как она просто с ума сходила. Милисент встала на колени перед мужем, положила голову ему на грудь и обняла, не зная, чем еще утешить раненого.

В таком виде и застал их Найджел. К этому времени щека Вулфрика уже покоилась на макушке жены. Джоан красноречиво покачала головой, а Найджел подмигнул. Милисент, погруженная в невеселые мысли, ничего не замечала, пока не услышала голос отца:

— Я зашил бы куда аккуратнее, только вот глаза подводят. Не разберу, где рана, а где запекшаяся кровь.

Джоан, открыв рот, уставилась на него. Она так и не поверила рассказу сестры об увлечении отца, но теперь…

Милисент, однако, съежившись от ужаса при упоминании о крови и швах, буквально взвыла:

— Меня сейчас стошнит!

— И меня тоже, — согласился Вулфрик.

— Ну вот! — взорвалась Милисент. — Видишь, до чего ты его довел! Немедленно прекрати!

— Зато он мигом забыл о боли, — пояснил Найджел, подвигаясь поближе к Гаю.

Оба родителя довольно улыбнулись друг другу и обменялись негромкими репликами, из которых окружающие расслышали лишь два-три слова: «знал», «упрямая» и «со временем».

Наконец Джоан выпрямилась и стала накладывать повязки. Вулфрик наотрез отказался ложиться в постель средь бела дня из-за какой-то царапины. Милисент едва уговорила его сесть на кровать, пообещав, что будет рядом. Она выгнала всех из комнаты, заперла дверь и, прижавшись к мужу, положила голову ему на плечо. Ей больше не хотелось говорить о случившемся, хотя всех подробностей Вулфрик не знал. Он рассказал отцу, что с ним приключилось, но не упомянул об Уолтере де Ротоне, труп которого унесли до его появления.

У нее еще будет время поведать остальное, когда ему станет лучше. И Вулфрик, как и Милисент, наверняка не пожелает рассказать матери о том, что старый ревнивый поклонник едва не разрушил жизни ее детей своими безумными амбициями.

— Я говорила, что люблю тебя? — спросила она после долгого радостного молчания и, успокоенная и довольная, еще теснее прильнула к мужу. В комнате было тихо, тепло, и Милисент смутно тревожила единственная мысль о необходимости встать и принести мужу обед. Пусть он считает, что не нуждается в отдыхе, она иного мнения. Теперь она была уверена, что обязательно начнет побеждать в их спорах, если не во всех, то по крайней мере в половине.

— Да, не меньше ста раз. По дороге в Шеффорд. Точно, не меньше ста, — поддразнил Вулфрик.

Но Милисент только улыбнулась:

— Тебе придется быть снисходительнее. Это чувство так ново для меня.

— Как и для меня, но теперь мы можем вместе познать все его оттенки и заглянуть в каждый лабиринт.

Милисент чмокнула его в грудь, повозилась, устраиваясь поудобнее, и ни с того ни с сего выпалила:

— Хочу ребеночка!

Вулфрик разразился было смехом, но тут же застонал от боли.

— Надеюсь, — охнул он, — ты согласна подождать положенное время, чтобы все шло своим чередом? Или требуешь младенца прямо сейчас?

— Придется подождать, — вздохнула Милисент.

Вулфрик внимательнее пригляделся к жене:

— Ты правду сказала?

— Да, если он родится похожим на тебя.

— А если нет, мы всегда можем его отправить обратно, но я предпочел бы, чтобы она была точной твоей копией.

— Можно разом исполнить оба желания, — усмехнулась Милисент.

Вулфрик недоуменно нахмурился, но тут же, все поняв, покачал головой:

— Господи, а я и не подумал о том, что у нас могут тоже появиться близнецы! — И, нежно погладив жену по щеке, добавил: — Ты принесла с собой приданое куда богаче, чем было оговорено в контракте.

— Близнецы — это радость и большие хлопоты, и контракт тут ни при чем.

— Я говорил о любви.

Милисент счастливо вздохнула и, просияв, изо всех сил стиснула шею мужа. Она чувствовала, что стоит взмахнуть руками, и она полетит.

— Можем начать прямо сейчас, — предложил Вулфрик.

— Что именно?

— Я насчет ребеночка. Попробуем?

Милисент выпрямилась, улыбнулась и погрозила мужу пальцем:

— Ну уж нет, сначала придется набраться сил. И не думай прилагать хоть какие-то усилия, пока Джоан не снимет швы.

— Не вижу ничего тяжелого в том, чтобы сотворить младенца! — заявил Вулфрик с таким негодованием, что она едва не хихикнула.

— Вот когда боль пройдет, тогда посмотрим, — смилостивилась она.

— Какая боль? — с самым серьезным видом осведомился он.

На этот раз Милисент не удержалась от смеха. Она поцеловала его легко, нежно, с бесконечной любовью. И поспешно ретировалась, прежде чем Вулфрик понял, что на этот раз Милисент настоит на своем. Она сделает все, чтобы он поправился. Но может быть, позже, к вечеру, когда ему станет легче…

Штаны-чулки. — Здесь и далее примеч. пер.

Широкий венец с полотняной повязкой, охватывавшей голову и подбородок.

Главная, самая большая и высокая башня средневекового замка.

Верхнее и нижнее мужское одеяние.

Средневековое женское одеяние.

Свободный крестьянин.

Мягкие короткие сапожки.

Засоня (англ.).

От слова growl — рычать.

Прообраз дамской гостиной, где дамы занимались рукоделием.

Здесь: библейское чудовище.

Имеется в виду, что отец Роланда — незаконнорожденный. Об этом говорит и приставка «Фитц».