Виктория Александер - Визит сэра Николаса

— Мой повар здесь ни при чем. Пирожные прислала твоя сестра.

— Лиззи? — Джонатон с подозрением уставился на пирожные. — Они отравлены?

— Это мы узнаем позже, не так ли? — с кривой усмешкой произнес Ник.

— Умереть от пирожных? — Джонатон пригляделся к пирожному, пожал плечами и откусил еще кусок. — Неплохой способ расстаться с жизнью. Сладость на устах и вкус вишни на языке. Очень предупредительно со стороны Лиззи, особенно теперь, когда она всячески избегает тебя.

Это послания, — сказал Ник и посмотрел на тарелку, прищурив глаза, словно пирожные и вправду были смертельны. — Сначала засахаренные сливы, потом тянучки, а теперь вот пирожные.

— Что же она этим хочет сказать? — Джонатон отправил в рот последний кусочек пирожного.

— Старается показать, чего мне не хватает.

— Но тебе всего хватает, — возразил Джонатон и взял еще одно пирожное. — Пирожных тут много.

— Не в пирожных дело. Проблема вот в чем. — Николас нетерпеливо повел рукой в сторону пачки бумаг, лежавших на письменном столе. — Счета, оплаченные твоей сестрой в последние несколько дней. По большей части это экстравагантные, нелепые покупки.

— Оставь, пожалуйста. — Джонатон рассмеялся. — Она не привыкла к бережливости, это так, но я в жизни не слышал, чтобы она потратила деньги на что-то экстравагантное или глупое.

— А теперь тратит. Вот посмотри. — Ник зашелестел оплаченными счетами. — Вот уведомления об оплате от ювелиров, модисток, портних, антикваров, мебельщиков. — Он вынул из пачки один из счетов. — Она заказала новый гардеробный шкаф. А вот еще. Заказ на два новых экипажа. Два!

— Быть может, ей понадобились два новых экипажа? — беспомощно произнес Джонатон.

Ник сердито хмыкнул:

— Один, это понятно, но два!

— Это очень странно и совершенно на нее не похоже. Даже когда был жив Чарлз, она не позволяла себе сколько-нибудь безответственных трат. А с тех пор как сама стала распоряжаться своими средствами… — Джонатон примолк и взглянул на Ника. — Она и теперь ими распоряжается?

— Не вполне.

— Тогда я в затруднении. — Джонатон потер ладонью лоб. — Насколько я понимаю, ты просто дал согласие просматривать ее счета.

— Да, но все получается не так, как я ожидал.

Джонатон перевел взгляд с Ника на пирожное, остаток которого все еще держал в руке, потом посмотрел на лежавшие на столе бумаги.

— Думаю, и это послания, — сказал он.

— Более чем вероятно.

— И тебе они так же понятны, как и пирожные?

— Боюсь, что так. — Ник испустил долгий прерывистый вздох. — Твоя сестра пытается доказать мне, что она не такая женщина, какой я ее считал.

— И при этом ведет себя так, словно намерена залезть в долги. Нечего сказать, очень умно с ее стороны, — пробурчал Джонатон.

— Очень умно. Я бы даже сказал, дьявольски умно. — Ник откинулся на спинку кресла и снова уставился на бумаги. —Да, она расточительствует, но лишь в той мере, в какой может себе позволить, хотя мне пришлось немало повозиться с цифрами, чтобы установить это. Ее финансы в столь хорошем состоянии, что она может продолжать в том же духе еще месяцы.

— И все же как долго?

— Ну скажем, год.

— И все это для того, чтобы доказать тебе, что она не такая женщина, какой ты ее считаешь?

— Точно. — Ник испустил еще один прерывистый вздох. — Не та женщина, на которой я хотел бы жениться.

— Ты хочешь на ней жениться? —Да.

— Почему?

— Почему? — повторил вопрос Ник, сдвинув брови. — Право, не знаю. Потому что хочу. — Он покачал головой. — Она умна и занятна. Каждый разговор с ней — это равноправный обмен мнениями либо конкурс остроумия. Эта чертова баба будоражит мне кровь. Ты слышал за обедом ее замечания о Скрудже?

Джонатон кивнул.

— Элизабет — единственная из знакомых мне женщин, в которой я чувствую родственную душу. Как будто мы с ней не просто в чем-то похожи, но являем собой идеальную пару. Два отдельных механизма, которые при соединении образуют безупречное целое.

— Понимаю, — протянул Джонатон. — Во многих отношениях она осталась такой же личностью, какой была десять лет назад. Она просто перестала скрывать свою истинную натуру.

— Да, я знаю, — согласился Ник, рассеянно поигрывая пером.

— И даже теперь ты все еще любишь ее.

— Конечно, я все еще ее люблю. Я никогда не переставал ее любить. Я… — Он замолчал, подняв глаза на Джонатона, потом продолжил: — Но я никогда не говорил тебе об этом.

— Я исключительно проницателен, вот и все.

— Едва ли, — усмехнулся Ник. — Но почему ты сказал об этом?

— Я заметил, как ты смотрел на нее в день нашей первой встречи. Мало того. — Джонатон пожал плечами. — Десять лет назад ты оттолкнул Лиззи в манере, которая гарантировала, что она согласится выйти замуж за Чарлза.

— Откуда ты…

Джонатон перебил друга, не дослушав вопрос:

— Не имеет значения, откуда я знаю. Достаточно того, что я знаю об этом. — Он совершенно спокойно встретил взгляд Ника. — Я должен был сообразить это давно. Это великий подвиг любви — пожертвовать собственными желаниями во имя счастья другого.

— Ты думаешь, что я так и поступил? В то время мне казалось, что да, но сейчас я в этом не уверен. Все прошедшие годы я старался не думать об Элизабет, и мне это по большей части удавалось, но в тех случаях, когда я не мог выбросить мысль о ней из головы, я не мог решить, отказался ли я от нее ради ее блага или потому, что подобный путь был более простым и легким для меня самого. Может, то была не столько любовь, сколько эгоистичный поступок глупого юнца.

— Сейчас это звучит так, будто ты по прошествии лет, дабы смягчить горькое сожаление о совершенной в прошлом ошибке, приписываешь своим тогдашним действиям дурные, а не благородные намерения. В конце концов, — Джонатон указал на Ника полусъеденным пирожным, — если ты отказался от Лиззи по эгоистическим соображениям, то потерял ее по заслугам.

Николас рассмеялся.

— Логика замысловатая, — сказал он, — однако в ней есть здравое зерно.

— Благодарю. — Джонатон хотел было откусить еще кусочек пирожного и даже поднес его к губам, но передумал и счел за лучшее положить остаток обратно на тарелку. — Поскольку у нас нынче день признаний, позволь мне высказать мое. В свое время я тоже думал, что поступок твой правилен. Я считал, что для моей сестры самое лучшее — выйти замуж за Чарлза.

— А как ты считаешь теперь?

— Теперь я знаю, что я очень многого не знаю. — Джонатон вздохнул. — Мне казалось, что Лиззи довольна Чарлзом, но потом она стала довольна собой, и уж это вне всякого сомнения. И теперь я подумываю, не была ли она более счастлива с тобой.

— Возможно, тогда мы больше подходили друг другу, чем теперь. Заметь себе, что это не уменьшает мою решимость, но я боюсь, что теперь мы попросту сведем друг друга с ума.