Елена Арсеньева - Звезда Пигаля (Мария Глебова—Семенова)

Короче говоря, не износив после свадьбы башмаков, завела Маша любовника, этого вот Володю Торчинова, который был ей предан, как пес, и который потворствовал всем ее прихотям — как любовным, так и житейским.

Это многие подозревали, некоторые знали наверняка, однако те и другие молчали. Первому же идиоту, который попытался открыть атаману глаза на неверность его подруги, Семенов глаза закрыл навеки с помощью двух пуль: сначала выбил правое око с окосицею, потом и левое… просто так, для симметрии. Более охотников разоблачать Машин адюльтер не находилось, и она жила припеваючи, соблюдая, разумеется, необходимую осторожность.

Торчинов и сдружил Машу с полковником Степановым. Нет, с этим у нее ничего такого не было. Они стали обыкновенными единомышленниками, которые негласно решили помочь Семенову пополнить казну движения с помощью экспроприации экспроприаторов. То, что к указанным экспроприаторам принадлежали золотопромышленники, разбогатевшие преимущественно благодаря своим собственным трудам, ни Машу, ни Степанова не останавливало: они боролись против угнетения земных недр!

Исстари в тайге, лежавшей близ Маньчжурии и Монголии, пошаливали хунхузы: китайские разбойники, обиравшие и убивавшие золотодобытчиков и искателей женьшеня. Иногда хунхузы-одиночки сбивались в шайки и нападали на русские селения, грабя их и убивая всех подряд. Когда Семенов забрал власть в Забайкалье, хунхузы поджали хвосты, и какое-то время о них ничего не было слышно. Но вот постепенно они снова осмелели. Именно им было приписано убийство богатого иркутского золотопромышленника Шумова, который отбыл из Читы с большим грузом золота, но до дому не добрался — пропал, а вскоре случайно был найден в реке Селенге с простреленной головой.

И немедля после этой новости из салона генеральши Нацваловой пополз слушок, что на обычном поезде проехал Шумов одну станцию или две, а потом был высажен какими-то вооруженными людьми и препровожден в стоявший на других путях бронепоезд.

Бронепоезд в этих краях имелся только один: семеновский, которым командовал полковник Степанов. О дружбе его с атаманшей Марьей Михайловной было известно всем. Можно себе представить, какие тут пошли разговоры!

Зинаида Александровна Нацвалова была, конечно, женщина очень умная, однако слишком уж физиологически ненавидела она эту простолюдинку. Ей бы сделать упор на то, какой ущерб подобные преступления могут нанести Белому движению, самой его идее. На такие лозунги Семенов очень сильно велся! Однако Зинаида Александровна принялась распускать слухи о том, что Степанов и Марья Михайловна устроили это на пару, а добычу поделили, что намерены они с золотом Шумова удариться в бега, наставив рога Семенову…

Правдой во всем этом было только то, что Шумова застрелил собственноручно Степанов. А золото полковник пока держал у себя, дожидаясь удобного случая передать его атаману. Однако слухи Степанова растревожили, и он, зная взрывной характер Григория Михайловича, предпочел исчезнуть из Читы… вместе с золотом Шумова.

Итак, Семенов остался без полковника, бронепоезд без командира, Белое движение без денег, Маша без соратника-союзника… и без золота, часть из которого, конечно, надеялась положить в свой карман. И во всем была виновата эта Нацвалова!

Маша рвала и метала, мечтала пристрелить отвратную Зинаидку из револьвера, подаренного любящим атаманом, но не осмеливалась — и молила судьбу наказать злоехидную соперницу.

Судьба, видимо, была на ее стороне, потому что в семействе Нацваловых случился вдруг ужасный скандал. Генерал получил неопровержимые доказательства того, что его обожаемая Зиночка с жаром наставляет ему рога… не с кем иным, как с красавчиком Володенькой Торчиновым, адъютантом Семенова и предполагаемым любовником его супруги!

«А-а, — сказали разочарованные наблюдатели сей небольшой батрахомиомахии [4], — так все дело, оказывается, в том, что Зиночка ополчилась на Машеньку из-за Володеньки, подобно тому как Менелай некогда ополчился на Париса из-за Елены! Мыто думали, речь идет о чистоте идеалов, а тут просто очередная бабья склока… Ну, это нам неинтересно!»

И общественное мнение Читы от генеральши Нацваловой отвернулось. И как ни клялась Зинаида Александровна, что она верна, верна, верна своему супругу, что Торчинов ей и на дух не нужен, Нацвалов уподобился некоему Отелло: поверил интриганам, а не жене. Еще слава богу, что он не задушил бедную Зинаиду Александровну… может быть, потому, что среди доказательств измены не имелось платка, расшитого цветами земляники. Между нами говоря, и доказательств-то измены не было никаких, кроме судов-пересудов… И непонятно, почему Нацвалов так легко инсинуациям этим поверил. Может быть, впрочем, он уже давно хотел избавиться от чрезмерно властной супруги.

Так или иначе, но… то ли он сам подал прошение о переводе в Благовещенск, то ли по воле Семенова был назначен туда командиром 5-го Приамурского корпуса, но в Чите его больше не видели. А спустя некоторое время распространился слух, будто он застрелился, когда находился в командировке во Владивостоке. И снова пошли разговоры, будто ему помогли это сделать… Но кто? Зачем?! Кому он так уж сильно нужен, этот Нацвалов? Да и жена его, по большому счету, никому не была нужна… а между тем она тоже пропала из Читы. Пропал вместе с нею и Торчинов. Опять же поговаривали, будто труп ее был спустя некоторое время обнаружен в Сретенске. Торчинов же вовсе исчез. Поговаривали также, будто он и убил Нацвалову, а потом… потом, судя по всему, либо присоединился к беглецу Степанову, либо… либо тоже гниет где-то на бережку таежной речки.

Вообще вокруг этого дела слишком много поговаривали — бездоказательно, безосновательно. Доподлинно известно одно: после скандала между супругами Семеновыми пробежала черная кошка.

Григорий Михайлович, хоть и демонстративно не слушал никакой болтовни на Машин счет, пару раз крепко-таки приложил ее за то, что, вольно или невольно, замарала она его имя и вывалялась в грязи сама. Адмирал Колчак, командующий фронтом и диктатор, сделал ему на сей счет внушение. Настолько строгое, что Семенов развелся с Машей, дабы показать, что он к делу Степанова и Нацваловых не причастен. А когда Маша запальчиво бросила, что даже если она и виновата, то вмешалась в эти события только ради него, ради его армии, Семенов просто и откровенно назвал свою бывшую любовь дурой. Ведь вся эта кровавая затея с золотом Шумова была Григорию Михайловичу тем паче ни к чему, потому что в распоряжение Семенова в это время поступила немалая часть знаменитого «золота Колчака»!

Что же это все-таки было за золото?