Жюльетта Бенцони - Констанция. Книга первая

Кресла.

— Значит ли это все, что ты любишь Филиппа Абинье?

— Да, — вновь ответила девушка.

— Я даже никогда не мог представить, что подобное может случиться. Даже в страшном сне такое мне не могло привидеться, что мой враг будет мужем Констанции, что она будет просить за него.

— Гильом! Гильом! — вдруг воскликнула Констанция и упала на колени.

Она целовала старческую руку, чувствовала, как дрожат старческие пальцы Гильома Реньяра.

— Пощади! Пощади Филиппа, он ни в чем не виноват! Ни в чем! Если Виктор убьет его, то и мне не жить! Без него мне ничего не надо, я умру.

— Успокойся, моя девочка, — Гильом Реньяр положил левую руку на плечо Констанции, — успокойся, может быть, это и к лучшему.

Констанция подняла голову и посмотрела в лицо Гильома Реньяра. Тот улыбался чему-то потаенному, чему-то, что было известно только ему одному и недоступно всем остальным.

— Позови слугу, — тихо произнес старик. Констанция вскочила на ноги, выбежала на лестницу и позвала слугу.

— Позови моих сыновей.

Когда прибежал слуга, старик попросил, чтобы он подал ему Библию.

Книга легла ему на колени. Старик раскрыл ее и несколько минут водил ладонями по страницам. Пальцы дрожали, старик даже не пытался прочесть, что там написано. Ведь он уже почти ничего не видел, его глаза слезились, а губы дрожали.

Наконец, в комнату вошли сыновья и, став у стены, склонили головы.

— Ты звал нас, отец? — спросил Виктор.

— Да, я хочу, чтобы вы знали, кто пока еще в этом доме хозяин.

Виктор, вскинув голову, бросил на отца презрительный, полный негодования взгляд.

— Так вот, пока я жив, хозяин тут я, — внятно произнес старик и, взяв пистолет, положил на раскрытую Библию. — И пока я жив, вы будете подчиняться моим приказам. Ты, Виктор, ты, Жак и ты, Клод — вы все мои дети. И Констанция, она ведь тоже мой ребенок, и Анри, мой внук. Кстати, где он? Приведите его сюда.

Слуга бросился выполнять приказание и заспанный мальчишка вскоре стоял по левую руку от старика, с недоумением глядя на все, что происходит в этой комнате. Констанция стояла у двери прямо напротив старика.

— Дети, — начал старик, — в ваших жилах течет моя кровь, кровь Реньяров, очень древнего рода. Мне мало осталось жить, но я хочу, чтобы вы знали: пора кончать все распри, хватит убивать и лить кровь! Ведь так на земле может не остаться Реньяров, и наш род умрет, высохнет, как дерево, у которого подрубили корни. А мне хочется, чтобы Реньяры жили вечно, чтобы они жили на земле до тех пор, пока будет светить солнце, будет всходить луна и будут сиять звезды. Я думаю, Реньяры этого достойны и думаю, что господь простит нам все грехи и дарует счастье, если только мы сможем усмирить свою гордыню и будем милосердными.

Виктор едва сдерживал себя, чтобы не броситься на старика. Ведь все то, о чем говорил Гильом Реньяр, в корне противоречило мыслям самого Виктора. Он не желал ни с кем мириться, не желал проявлять милость и не желал покориться судьбе. Ему страстно хотелось власти. Он хотел упиваться, наслаждаться ею.

А старик говорил о том, что от власти стоит отказаться, что следует прекратить вражду с соседями, что следует всех простить, следует забыть о том, что когда-то земли всего побережья принадлежали Реньярам. Этого Виктор не мог понять. И то, что говорил старый Гильом Реньяр, казалось ему полным сумасшествием.

— Он выжил из ума1 Он сумасшедший! — зашептал Виктор Жаку.

Но тот не обратил внимания на слова старшего брата. Жак смотрел на трясущиеся руки отца, на его величественное лицо, на пряди пепельных волос, которые лежали на плечах. Жак подумал, что сейчас их старый немощный отец очень похож на короля. Он такой же величественный и мудрый, он такой же сильный, несмотря на то, что немощен.

— Виктор, — обратился Гильом Реньяр к своему старшему сыну, — я знаю, что вчера ты схватил Филиппа Абинье. Я хочу, чтобы его привели сюда.

Жак с Клодом покинули комнату. А старый Реньяр положил руку на голову Анри.

— Смотри, мой внук, на все, что сейчас здесь происходит, смотри и запоминай. Тебе еще предстоит долгая жизнь, и я хочу, чтобы она была счастливой. Я хочу, чтобы ты дожил до моих лет и увидел своих внуков. И если ты будешь мудрым и станешь поступать по совести, то ты обязательно доживешь до моих лет. А если же будешь нарушать законы, то судьба тебя жестоко покарает.

— Отец, что ты такое говоришь? Зачем ты вбиваешь моему сыну в голову эти мысли?

— Я знаю, что делаю, молчи, Виктор, — голос старого Реньяра звенел как клинок. Казалось, что годы над ним не властны, казалось, молодость вернулась к нему, и он вновь обрел силу и уверенность.

Жак и Клод открыли дверь темницы, схватили под руки Филиппа и потащили через двор.

— Куда вы меня ведете? — спросил Филипп Абинье.

— Сейчас сам все узнаешь.

— Куда? Ответьте!

— Наш отец желает тебя видеть.

А во дворе стояла дюжина головорезов Виктора. Они уже с утра были пьяны и, увидев Филиппа Абинье, принялись хохотать. Их забавляло то, как Филипп, спотыкаясь, падает на колени, то, какой он сейчас беспомощный и жалкий — волосы его были растрепаны, одежда перепачкана, а лицо бледно.

— Что ему надо от меня? — спросил Филипп у Клода.

— Не спеши, парень, скоро все узнаешь. Я видел у отца на коленях пистолет и, возможно, он хочет сделать с тобой то, что сделал с твоим отцом.

— Дьявол! — прошипел Филипп и заскрежетал зубами. Но он ничего не мог поделать, его руки были связаны, а Жак и Клод были неумолимы. Они втащили своего пленника по ступеням на второй этаж и втолкнули в комнату старого Реньяра.

Констанция тут же бросилась к Филиппу. Виктор хотел было ее оттащить, но старик поднял руку и тихо сказал:

— Все успокойтесь, все замолчите, говорить буду только я. Кто ты? — обратился старый Реньяр к Филиппу, — из какого ты рода?

— Я Филипп Абинье, — гордо сказал пленник.

— Филипп Абинье? — повторил старый Реньяр. — Наверное, ты сын Робера.

— Да, Робер был моим отцом.

— Твою мать зовут Этель?

— Да, — промолвил Филипп.

— Что ж, род Абинье не такой знатный и древний как род Реньяров, но все равно вы уже давно живете на этих землях. Развяжите ему руки! — приказал старый Реньяр.

Виктор медлил.

— Я сказал, развяжите ему руки, он должен быть свободным!

Виктор выхватил из-за пояса нож и шагнул к Филиппу. По лицу Виктора было видно, что он с большим удовольствием вонзил бы клинок в грудь Филиппу, но ему пришлось разрезать сыромятные ремни, которые тут же упали на пол.

Филипп Абинье размял отекшие пальцы и обнял за плечи Констанцию, которая и так стояла, прильнув к нему.

— Значит, ты Филипп из рода Абинье и ты осмелился ворваться в дом Реньяров. Это правда, что ты тайно пробрался в мой дом?