Жюльетта Бенцони - Катрин. Книга третья

— Прекрасно! — сказала Катрин. — Судя по всему, вы готовы потакать всем моим капризам, мессир. Мне хотелось бы предпринять небольшое путешествие. Вы дадите мне солдат для сопровождения?

Она задала этот вопрос с чарующей улыбкой, однако шотландец не только не улыбнулся в ответ, но, казалось, разом потерял всю свою веселость. Лицо у него вытянулось, а лоб пересекла глубокая морщина.

— Благороднейшая госпожа, — произнес он с видимым усилием, — это единственная просьба, которую я не смогу исполнить. Ни под каким предлогом вы не должны покидать Карлат… разве что захотите посетить Монсальви, но ив этом случае я должен буду доставить вас к достопочтенному аббату, оставив для охраны двух доверенных лиц..

Руки Катрин вцепились в резные ручки кресла. В глазах ее сверкнула молния.

— Вы понимаете, что говорите, мессир… Я кому вы это говорите?

— Жене друга! — вздохнул шотландец. — Иными словами, той, которая доверена моему, попечению и которая мне дороже собственней семьи. Даже если мне придется в отчаянии и в муках сносить ваш гнев, я выполню свой долг и не нарушу слова, данного Монсальви. Вы же знаете, мы-братья по оружию…

Опять!

Молодая женщина, чувствуя, как в ней закипает раздражение, стиснула зубы. Доколе будет она жертвой этого вечного, непостижимого сговора мужчин! Они держатся друг за друга, как пальцы одной руки, и ничто, по-видимому, не, может разорвать этот союз. Она вновь стала пленницей, на сей раз в собственном замке. Придется прибегнуть к хитрости… а может быть, прорваться напролом? Шотландец был силен, но разве устоять ему против ее верного нормандца?

Изящно повернувшись в кресле, Катрин жестом подозвала Сару.

— Пришли мне Готье, — произнесла она с опасной кротостью, — у меня есть к нему поручение.

— Простите, мадам, — ответила цыганка, — но Готье сегодня на заре ушел на охоту.

— На охоту? Кто ему разрешил? Вместо Сары ответил комендант:

— Это я разрешил ему, благороднейшая госпожа. Когда мы шли сюда, мои люди убили медведя. Самка, обезумев от ярости, стала бродить вокруг и уже успела убить одного крестьянина. Ваш слуга… между нами говоря, необыкновенный человек! Так вот, он попросил разрешения пойти на медведицу в одиночку. По его словам, в этой охоте ему нет равных. И должен признаться, я ему верю.

Катрин вздохнула. Охота была страстью Готье. Когда бывший дровосек натыкался в лесу на свежий след зверя, он становился похож на старого боевого коня, услышавшего сигнал трубы. Но молодой женщине было почему-то неприятно, что он ушел бродить по лесам, вместо того чтобы тревожно ждать известия о ее здоровье.

— Что ж, вы правильно поступили, мессир. Мой конюший любит только вольный ветер и большую дорогу. Он лучший охотник из тех, кого я знаю. Будем надеяться, что медведица от него не ускользнет…

Она протянула руку, давая понять, что аудиенция окончена. Кеннеди взял ее руку в свои и почтительно поднес к губам.

— У вас нет других просьб, мадам? Я не могу отпустить вас одну из крепости, но все прочие ваши желания будут исполнены незамедлительно…

Он не успел закончить фразу, потому что дверь с грохотом отворилась, ударившись о стену, и в комнату вломился Готье ужасающе грязный, красный и запыхавшийся. На плече он нес какой-то странный сверток. Катрин увидела, что на грудь великану спадают длинные черные волосы, затем ей в глаза бросилось зеленоватое лицо с фиолетовыми веками.

Остановившись на пороге, Готье взглянул сначала на Кеннеди, застывшего в поклоне, а затем на Катрин прямую и бледную в своем кресле. Потом двинулся прямо к молодой женщине и, прежде чем она успела вымолвить хоть одно слово, положил к ее ногам труп Мари де Конборн.

— Я нашел это на берегу реки, — сказал он хрипло, — в зарослях колючего кустарника. Вряд ли ее обнаружили бы там до лета. Только в жару зловоние могло бы навести на след.

Катрин с ужасом смотрела на черные змейки волос, которые почти подползали к ее бархатным башмачкам. В остановившемся взгляде Мари застыли ненависть и страх. Она умерла, как жила, исходя злобой, проклиная Небеса и землю. С левой стороны корсажа виднелось коричневое засохшее пятно. Ошеломленный Кеннеди глядел то на труп, то на Готье, который стоял, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Однако британское хладнокровие вскоре взяло верх над удивлением.

— Гм! — сказал он, чуть пошевелив ногой тело. — Кажется, это не медведица?

— Это колдунья! — с отвращением промолвил нормандец. — Пусть ее гнусной душой владеют адские Норны!

Между тем Катрин склонившись над мертвой соперницей, внимательно разглядывала лицо, на котором уже синели трупные пятна, почерневшие губы, словно оскалившиеся в последней усмешке зубы… Облик Мари де Конборн был настолько жутким, что Катрин вздрогнула и инстинктивно перекрестилась. Не поднимая глаз, она спросила Готье:

— Кто убил ее? Ты знаешь?

Вместо ответа он вытащил из-за пазухи длинный кинжал, покрытый пятнами засохшей крови, и положил его на колени молодой женщине.

— Это было у нее в груди, госпожа Катрин. Тот, кто нанес удар, свершил правый суд!

На черном бархате платья сверкал чуть поблекший за три влажные ночи в лесу серебряный ястреб Монсальви. Катрин смотрела на него расширившимися глазами. В последний раз она видела этот кинжал во время встречи с мужем на галерее: Арно, поигрывая его рукоятью, говорил, что любит свою кузину и хочет взять ее с собой. Но Мари была мертва, и убил ее кинжал Монсальви!

— Арно? выдохнула она. — Это невозможно… Я не могу поверить!

— Но это так! — убежденно сказала Сара, подойдя ближе. — Это он убил ее, можешь не сомневаться.

— За что? Он сказал мне, что любит ее…

Сара, покачав головой, взяла из рук Катрин окровавленный кинжал и повертела его в своих смуглых пальцах.

— Нет, — произнесла она очень мягко, — он никогда ее не любил! Он просто хотел уверить в этом тебя! Но слишком сильное отвращение она ему внушала… он не стерпел и нанес удар.

Катрин выпрямилась, словно подброшенная пружиной. Вскочив на ноги, она схватила Сару за плечи и стала трясти с неожиданной силой.

— Что ты утаила от меня? Что ты знаешь? О чем ты молчала, пока я умирала от отчаяния? Зачем была разыграна эта жестокая комедия, от которой я едва не лишилась рассудка? Говори, говори же! Я заставлю тебя сказать правду, даже если придется вырвать ее из твоей глотки…

Она осеклась, несмотря на охватившее ее бешенство, устыдившись слов, которые чуть не сорвались с уст. Да, она едва не пригрозила Саре, верной Саре пыткой! Какую же власть имел над ней Арно, если одно лишь имя его способно было довести ее до такого состояния?! Сара опустила голову, будто преступница.

— Делай что хочешь, — прошептала она, — я не имею права говорить… Я поклялась Мадонной и спасением души.